Все трое резко прибавили шагу и возвратились в трактир едва ли не бегом.

Стемнело. Калис перемахнул через стену поместья. Он так спешил, что вовсе не старался двигаться бесшумно. Охранников в обширных владениях Дагакона и без того было на удивление мало, теперь же, узнав через гонца от Николаса о доставке пленников на корабль, эльф не сомневался, что стражей здесь почти не осталось.

Однако бросившись к знакомым строениям, он едва не столкнулся с одним из дозорных, продолжавших следить за порядком в имении. Калис размахнулся и ударил его по горлу ребром ладони. Послышался хруст, затем беспомощный, булькающий звук, и воин, чья дыхательная трубка была раздроблена рукой эльфа, повалился наземь. Калис заторопился дальше, не дожидаясь, пока тот испустит дух.

Главным для него сейчас было поспеть на помощь пленникам, если те еще живы. Помня, в каком состоянии пребывали несчастные, когда он видел их в последний раз, Калис осознавал, что для их спасения дорога каждая минута. Донельзя изнуренный вид крайдийцев подсказал ему, что похитителей заботило лишь изготовление двойников для каждого из невольников, а по завершении этого зловещего деяния они вполне могли умертвить пленных или же бросить их, прикованных цепями к опорам лежанок, на произвол судьбы, без пищи и воды, без надежды на вызволение... Калис покачал кудрявой головой и ускорил бег.

Скрежет гравия оповестил его о приближении еще одного охранника. Калис мотнулся к опрокинутой тачке садовника, спрятался за ней и выждал, пока воин не прошел мимо. Выскочив из своего укрытия, эльф двумя бесшумными прыжками нагнал ничего не подозревавшего солдата и набросился на него сзади. Своими удивительно сильными ладонями он ухватил его за затылок и подбородок. Мгновение, и шея воина хрустнула, переломившись. Калис разжал руки и бросился вперед.

Добежав до внешней стены открытого склада, где похитители содержали узников, он не останавливаясь подскочил вверх и очутился на узкой крыше, над прямоугольным двором. Пленные, как и прежде, лежали на своих жестких кроватях. Ни охранников, ни зловещих двойников с ними не было.

Приглядевшись к их неподвижным телам, Калис с радостью убедился, что все они были без сознания, однако, благодарение богам, вне всякого сомнения, живы. Он спрыгнул со стены и подбежал к ближайшей из лежанок, на которой вытянулся во весь рост темноволосый юноша. Все попытки Калиса привести его в чувство ни к чему не привели. Молодой узник слабо застонал, когда эльф потряс его за плечо, но не очнулся от своего тяжелого забытья.

Внезапно душой Калиса овладела какая-то смутная, безотчетная тревога. Он вдруг почувствовал, что атмосфера, царившая на невольничьем дворе, как-то странно переменилась с тех пор, как он побывал здесь в последний раз. И дело было вовсе не в том, что двойники пленных и надсмотрщики покинули это место. Калис выпрямился и зорко огляделся по сторонам. В противоположном углу открытого двора он увидел бронзовое изваяние, которого прежде здесь не было. Он быстро направился к статуе, чтобы получше ее разглядеть, но в нескольких шагах от нее замер как вкопанный. Тело его сотрясла дрожь, из груди готов был вырваться вопль ужаса, который эльфу едва удалось сдержать. Никогда еще он не испытывал такого страха. Бронзовая фигура, которую он сперва принял было за изображение эльфа, на деле являла собой скульптурный портрет женщины валкеру, представительницы древней расы, некогда господствовавшей на планете Мидкемия. Предки матери Калиса были для валкеру чем-то вроде домашних животных. Эльфы ненавидели своих поработителей и все как один перед ними трепетали. Отголоски того давнего ужаса теперь, спустя многие тысячелетия, звучали в душе Калиса тревожным набатом. Отец его Томас волей волшебника Макроса в юности своей был на время перенесен в то далекое прошлое планеты, когда ею владели валкеру, или, как называли их люди, повелители драконов, и внутреннее существо его срослось с душой и памятью последнего из них. Он многое рассказал сыну о том тяжелом испытании, едва не стоившем ему жизни.

Калис бесшумно обошел статую кругом. На голове ее красовался боевой шлем, в одной руке она держала щит с изображением переплетенных между собой змей, другая покоилась на рукоятке вложенного в ножны меча. Эльф протяжно вздохнул. Худшие страхи Николаса вполне подтвердились: теперь можно было не сомневаться, что во главе заговора против Королевства стояли пантатианские змеиные жрецы. Ибо на бронзовом пьедестале в нескольких шагах от эльфа возвышалось не что иное, как бронзовый идол Альма-Лодаки, той самой валкеру, которая тысячелетия тому назад ради прихоти своей создала пантатианцев, наделив безногих ящериц и змей разумом сродни человеческому. Они прислуживали ей в ее дворце, развлекали и смешили ее и были в ту пору довольно забавными и вполне безобидными, хотя и недалекими созданиями. Но время шло, и через много веков после того, как валкеру покинули Мидкемию, пантатианцы стали зловещей сектой, поклонявшейся тьме и смерти. Они чтили свою умершую богиню Альма-Лодаку и намеревались, воскресив ее, погубить всю жизнь на Мидкемии в надежде, что в благодарность за это деяние восставшая из мертвых богиня снова их к себе приблизит и сделает полубогами.

Калис отошел от страшного изваяния, пятясь и избегая оборачиваться к нему спиной, и решил осмотреть внутренние помещения хранилища, в открытой части которого похитители расположили невольников из Крайди. Те узкие каморки, двери которых оказались не заперты, были совершенно пусты. Лишь в одной из них эльф обнаружил груду цепей и кандалов, а также молоты, напильники и зубила.

Он не стал больше мешкать и заторопился прочь из этого унылого, наводящего жуть места. Надо было рассказать обо всем Маркусу и переправиться через реку, чтобы сообщить новости Гарри. К тому же Калис был уверен, что пленникам необходима немедленная помощь лекарей. Иначе все они не дотянут и до утра.

Маргарет, напрягая силы, пыталась высвободиться из мягких, влажных шелковых пут, которые обвивали ее локти и колени, но те оказались на удивление прочными, и она принуждена была сдаться. Силы ее оставили. Она пробовала кричать, но рот был забит комком влажного шелка. Внезапно из мрака выплыла какая-то неясная фигура и стала к ней приближаться. Маргарет сделалось жутко.

- Не подходи ко мне! - выдохнула она и в то же мгновение проснулась.

Ночная рубаха и простыни на ее постели были влажными от пота. В комнате царила тьма. Маргарет провела дрожащей рукой по лбу. У нее нестерпимо болела голова, во рту пересохло. Наверное, вяло подумала она, именно так чувствуют себя поутру те, кто накануне выпил лишнего.

Эбигейл что-то пробормотала во сне и слабо шевельнула рукой.

Маргарет несколько раз глубоко вздохнула, чтобы унять отчаянное сердцебиение, а после принудила себя встать с постели. Сделав два неуверенных шага, она едва не упала, так сильно ее качнуло, и в изнеможении прижалась к стене. В голове ее носились обрывки каких-то неясных, путаных мыслей, стук сердца отдавался в ушах.

Она протянула руку к кувшину с водой, который стоял на низком столике между их с Эбигейл кроватями. Кувшин впервые за все время, что они здесь жили, оказался пуст, и это ее очень удивило.