в новой черной форме, белые волосы убраны в толстую косу. Взгляд, осанка, движения рук, во всем сквозило призвание.

Если до этого момента я сомневался в своем решении, теперь я был уверен и неимоверно горд за нее. Мне казалось, что она была рождена именно для этого момента.

Я знал, о чем она думает, стоя перед Хризолит и слушая речь, после которой обычно произносится клятва. Яшма думала о своей знаменитой прабабке, Тигровой Акуле, о том, что спустя пять поколений она вернула своей семье заслуженное место в мире. И, конечно же, она мысленно раз за разом повторяла клятву, чтобы не забыть ни слова…

– Но приносить клятву ты будешь не мне, – сказала Хризолит. – У Огузка и Остова общий путь, но каждый пройдет его по-своему. Я объявляю вам первого в истории Командующего Огузком!

Мурашки побежали по моей коже, я пошел вперед, сжимая и разжимая кулаки. Последнее, во что я осмеливался поверить, происходило прямо сейчас… моя жизнь навсегда меняется. В эту самую секунду я иду навстречу своему будущему и будущему людей, за которых я беру ответственность.

Я вдохнул полную грудь и впервые за последние недели не почувствовал препятствий. Воздух, чистый и свежий, свободно ворвался в легкие. Кожей, мышцами, костями я ощутил неиссякаемую энергию солнца. Она шла у меня изнутри.

Каждая клетка наполнилась небывалой силой, с которой я вошел в новый мир. Мой мир.

Эпилог

Хризолит выполнила свое обещание и сделала меня Командующим Огузком, а Яшму Управляющей Стражей. Мы оба получили серую форму, но на Огузке этот цвет вскоре выгорел, так что мы ходили в белом.

Со временем на острове удалось восстановить большую часть культур оранжевых, к ним добавились семена, привезенные с Остова. Кое-где на Огузке уже росли молодые деревья.

Желтые бросили все силы на постройку новой колонии – новой красной стаи. Это название не нравилось Яшме, стражники его ненавидели, но островитяне были непреклонны. Красные заняли оставшуюся территорию у самого берега, на Кулаке. Единственное, что осталось от прежней красной стаи.

По закону новых заключенных распределяли на работу между цветными стаями. Пока один из предводителей не согласится взять преступника под свою опеку, заключенные должны были жить, есть и даже ходить в гроты под строгим контролем стражи. Яшма наводила на преступников еще больший ужас, чем когда-то Серый, так что в их интересах было работать усерднее, чтобы поскорее выйти на волю.

К сожалению, выживали не все. За первые месяцы умерло два человека. Одного, убийцу ребенка, на общем совете решили отправить к Карпуше. Второй умер от ожогов, работая у оранжевых. Его кожа не успела адаптироваться до того, как закончилась мазь.

С тех пор, как Небесная исчезла, запасы солнечного нектара не пополнялись. Это вещество было ничем иным, как жиром существа, который Солнце собирал раз в год, когда оно сбрасывало кожу.

Пена, который спустя полгода все еще с трудом передвигался на коляске, пытался говорить с Морским, но тот не отвечал. И хотя оранжевые пели каждый вечер, змей не считал нужным показываться и тем более отдавать людям свою шкуру. Вполне возможно, она и не обладала теми свойствами, которые требовались для приготовления мази. Стать оранжевым иначе, кроме как родившись им, теперь стало невозможно.

Защита заключенных от солнца стала нашей главной задачей. Фиолетовые каждый день поставляли полотна ткани из водорослей, которая могла защитить от лучей, но этой ткани не хватало прочность. Раньше стражники делали защитные костюмы, добавляя в ткань волокна, выращенные оранжевыми… теперь у нас такой возможности не было. Земли едва хватало для выращивания съедобных растений.

Погодник пришел в себя через четыре месяца после того, как проснулся. Долгое время он не узнавал ни отца, ни даже Барракуду. Как это ни странно, первым он узнал Лашуню. Потом, кусок за куском, его сознание воскресило образы остальных. Надо было видеть его лицо, когда он узнал, что произошло за все это время…

Я попросил Погодника научить заключенных концентрации, которой он когда-то научил меня.

Забавно, но до момента, когда колдун впервые заговорил с заключенными, они считали его не больше, чем глупой сказочкой островитян, пытающихся запугать новичков. Синий огонь на пустом месте? Ищи дурака…

Однако, после болезни у Погодника не выходило ничего, кроме крошечной синей искры, которую и видели-то не все. Это его убивало, колдун пытался снова и снова, пока к нему не вернулась часть прежней силы. Тогда он и выступил перед заключенными по моей просьбе.

Он начал со своего любимого трюка с синим огнем. Усевшись, скрестив ноги, Погодник сжал ладони и начал медленно отдалять их друг от друга, и чем дальше они становились, тем больше разрастался язычок синего пламени.

Заключенные были шокированы, многие терли глаза и моргали, пытаясь стряхнуть наваждение. Кто-то закричал, что это обман, и тогда огонь Погодника тут же угас. Колдун посмотрел в сторону того, кто кричал, и говорившего объяло яркое фиолетовое пламя.

Испуганные крики зарвавшегося заключенного стоили всех многочасовых усилий, колдун вошел в раж. Он творил все новые и новые фокусы, у него получалось все лучше и лучше. Мне пришлось останавливать его, пока он не вызвал очередную бурю на свою голову.

После того вечера к Погоднику окончательно вернулись прежние силы. Он согласился обучить всех желающих усмирять жгучее солнце одной только силой мысли. Их оказалось немного, около десяти, и девять из них так и не смогли научиться. Однако один все-таки смог, и он стал частью фиолетовой стаи, одним из погодников.

Жизнь на Огузке протекала в бесконечной работе, в проблемах, которые накатывали одна на другую, как набегающие на берег волны. Однако медленно, очень медленно жизнь выточила себе привычное русло. Дни становились все спокойнее, появились планы на месяцы, а потом и на годы.

Знаменательным событием стало рождение сына Погодника. К ужасу Барракуды у него тоже было три глаза, один из которых отливал фиолетовым перламутром. Мальчик отлично переносил солнце и отделался одним только раздражением на коже, когда Луна случайно взял его, забыв вымыть руки от морского камня.

– У его детей будет пятнистая кожа! – заявила Яшма, со знанием дела рассматривая новорожденного.

Я не мог не заметить выражения ее лица, когда она смотрела на чужого ребенка.

Однако, завести собственных детей у нас не получалось. Сперва мутантка вообще не могла забеременеть, а потом у нее один за другим случились выкидыши. Дальше мы боялись даже пытаться. Дело было не в ней, это было очевидно, и я предложил ей расстаться.