— Да, что-то вроде этого.

— Думаю, ваш интерес к моему дому неслучаен, — спокойно заметил ливиец. — Я наслышан о ваших методах. Полагаю, вы собирались беседовать со мной с пистолетом в руках?

— А это необходимо? — осторожно поинтересовался я. — Вообще-то я весьма миролюбивое существо…

— Мне знакомо ваше досье, — холодно ответил ливиец. — Вы не страдаете избытком миролюбия.

— К убийству Абдаллаха Шериф ад-Дина я не имею никакого отношения, — поспешно сказал я. — Он был моим другом.

— Если бы я думал иначе, месье Дюпре, мы бы сейчас с вами не разговаривали, — спокойно заметил ливиец. — Покойный Абдаллах Шериф ад-Дин предполагал, что его могут убить. Он лично собирался вчера довести до вашего сведения некоторые факты, известные нам, поскольку сейчас вы действуете в наших интересах. Теперь это должен сделать я. Но здесь не самое подходящее место для беседы. Если вы не против, мы могли бы встретиться через пятнадцать минут на набережной Сены, возле моста Альма.

— Согласен. Надеюсь, с вашей стороны не будет никаких «сюрпризов»?

— В данный момент нам это просто невыгодно, — честно признался Мухаммад ар-Рауи.

* * *

Наша встреча продолжалась двадцать минут. Два человека почти одновременно подошли к каменному парапету на набережной Сены, постояли возле него, отвернувшись от проезжавших мимо автомобилей, и разошлись, каждый по своим делам. Очень хотелось верить, что расстались мы навсегда, сохранив приятные воспоминания друг о друге.

Мухаммад ар-Рауи оказался весьма конкретным и деловым человеком. Едва успев подойти ко мне, он тихо спросил:

— Что именно вас интересует, месье Дюпре?

— Я хочу знать, почему убили Абдаллаха Шериф ад-Дина, — ответил я.

Ливиец кивнул.

— Он изучал связи человека, известного вам под именем Абу аль-Хауль, и достиг в этом определённых результатов.

— Я вам не верю, — усмехнулся я. — Я вообще не верю в существование Абу аль-Хауля. Я знаю другое имя — Фатима Мухаммад аль-Хамили.

— Вы — умный человек, месье Дюпре, — ливиец слегка поклонился, бросив на меня быстрый, насмешливый взгляд. — Вы поняли то, что никак не могли взять в толк все ваши предшественники: Абу аль-Хауль — это не человек. Это — Имя.

— Что это значит?

— Имя — это видимая, малая часть айсберга. Но большая часть его скрыта под водой и недоступна для взора, не так ли? Все ищут Абу аль-Хауля, но никто не попытался понять, что же таится за этим именем. Например, Усама бен Ладен, которого американцы официально объявили «террористом № 1», — это реальный человек. Но в то же время — это Имя, за которым скрывается множество других людей, организаций, сообществ, не желающих афишировать себя. Их цель — интеграция многочисленных исламских государств в единый мировой халифат, построенный в крайне жёстких традициях ислама, изложенных в доктрине шейха Мухаммеда ибн Абд аль-Ваххаба. Этих людей принято называть ваххабитами, хотя правильнее было бы именовать их — интегристы.

— А где связь между Ливией и ваххабитами? — поинтересовался я.

— В данный момент — мы враги. Вы же бывали в Ливии? Наш народ вполне устраивает «Зелёная книга» Муамара Каддафи, и мы не собираемся объединяться с интегристами на их условиях. А они не приемлют наши. Поэтому сейчас мы — по разные стороны баррикад, как принято выражаться у вас, европейцев. Что же касается Абу аль-Хауля… Когда в 1993 году последователи Усамы бен Ладена взорвали бомбу в Нью-Йоркском торговом центре, на самого бен Ладена началась настоящая охота. Все спецслужбы Запада жаждали его крови, и внезапно для себя Усама бен Ладен осознал, что он легко уязвим.

— Это мне известно, — нетерпеливо кивнул я. — Меня не интересует бен Ладен, мне нужно имя убийцы Абдаллаха…

— Вы очень нетерпеливы, месье Дюпре, — поморщился ливиец. — Я ничего не скрываю и пытаюсь описать вам события в той последовательности, в которой они происходили.

На это нечего было возразить. Я молча кивнул, ар-Рауи удовлетворённо улыбнулся и продолжил:

— В 1993 году Усама бен Ладен стал дичью, и ему это не понравилось. Тогда-то и был придуман Абу аль-Хауль, страшный террорист, которого никто и никогда не видел в лицо. У него, разумеется, был реальный прототип — какой-то русский, которого выбирал сам бен Ладен. Затем была сочинена история о пластической операции, якобы сделанной Абу аль-Хаулю в 1994 году. На самом деле этого русского просто убили, а вместо него на свет появился неуловимый «Отец Ужаса», Имя, Миф, которым прикрывались те, кому это было выгодно в данный момент. Имя, месье Дюпре, а не человек. Подумайте сами, разве можно арестовать Имя?

Но бен Ладен просчитался. Его люди подобрали в Судане врача, который якобы должен был сделать операцию Абу аль-Хаулю. После «операции» врача предполагалось устранить, чтобы легенда имела достоверный вид. Однако этот врач работал на ливийское Национальное Бюро, и нашим агентам удалось в последний момент спасти его. Врача заменили на другого человека, за которым всё время велось наблюдение. Его действительно убили в больнице, там же, где был умерщвлён русский. Так нам стало известно, что никакой пластической операции не было, а Абу аль-Хауля не существует. Каким-то образом об этом впоследствии узнали и американцы.

Легенда про Абу аль-Хауля разрабатывалась очень тщательно, был даже найден реальный человек, весьма походивший на убитого русского, некий Робер Сиретт. В 1994 году его изуродовали в соответствии с легендой, а чуть позже к нему приставили соглядатая, который помогал западным спецслужбам «находить» всё новые доказательства того, что Робер Сиретт и Абу аль-Хауль — одно и то же лицо. Этим занималась та, кем вы так интересуетесь, — Фатима Мухаммад аль-Хамили.

— Но как ей удалось занять такое положение? Насколько я знаю…

— Вы можете знать лишь то, что известно всем, — оборвал меня ливиец. — На самом деле это не её имя. Это вообще другой человек.

— То есть? — не понял я.

Мой собеседник терпеливо вздохнул.

— Настоящая Фатима Мухаммад аль-Хамили вместе со своим мужем погибла в подстроенной автокатастрофе. Тогда же её место заняла другая женщина, одна из самых преданных и способных учениц Усамы бен Ладена. Её действительно зовут Фатима, и она родилась в Йемене, но всё остальное — ложь. К сожалению, мы это выяснили совсем недавно.

— А внешность? Она по-прежнему работала с теми, кто знал мужа настоящей Фатимы и встречался с ней раньше, разве не так?

— Муж Фатимы Мухаммад аль-Хамили был правоверным мусульманином и почти во всём следовал традициям ислама, — усмехнулся ливиец. — Его жену могли видеть только самые близкие друзья. Все они, а это семь или восемь человек, скончались по вполне «естественным» причинам в течение полугода после того, как произошла автокатастрофа. Так что новую Фатиму никто и никогда не смог бы опознать. Во всяком случае, в Европе.

Сделав паузу, он продолжил: