Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дядя, видя, что не может погубить своего племянника обыкновенным образом, во гневе своем сказал: «Будь потоп». И вода начала выступать из берегов и подыматься выше и выше. Но Эль, надевши на себя шкуру сороки, полетел к облакам и так же, как и прежде, воткнулся в них носом и провисел до тех пор, пока не прекратился потоп и не высохла вода, которая покрывала все горы и возвышалась даже до облаков столько, что хвост и крылья у самого Эля были в воде. По совершенном прекращении потопа Эль начал опускаться на землю с легкостию пера и опускаясь думал: «Ах, как бы мне упасть на хорошее место», и упал там, где заходит солнце. И упал не прямо на землю, но в море, на морскую капусту (киш), с которой перевез его морской бобр. Но стахинцы говорят, что он упал на Шарлоттские острова, и здесь он, набравши в нос щепок дерева чаги[8], полетел по прочим островам, и где он бросил щепки чаги, там и родится это дерево, а где не бросил, там и нет его.
После сего начинаются похождения Эля в сем свете и его дела в нем. История всех похождений его чрезвычайно обильна происшествиями и чудесами, так что (как сказал один колоша) один человек не может знать их все.
По падении своем на землю, после потопа, Эль, по рассказам ситхинцев, пошел к востоку и в одном месте, найдя мертвых мальчиков, оживил их щекотанием в носу волосом, который он вырвал у одной какой-то женщины. В другом месте он, поссорив чайку с цаплей, посредством этого достал сакз рыбу[9], которой потом дал ему какой-то старик, обладатель сикаи, целый бат и подарил ему бат и проч. Но из всех его похождений и дел весьма замечательно то, как он достал свет.
Происхождение света. В то время, когда происходили вышесказанные чудеса, свету все еще не было на земле; но он был у одного богатого и сильного тоэнак в трех ящиках, которые он хранил очень тщательно и никому не дозволял даже дотрагиваться до них. Эль, узнав это, непременно захотел достать свет и достал.
У этого тоэна была единственная дочь, девица, которую он любил чрезвычайно, лелеял и берег, как глаз, до того, что ни позволял ей ни пить, ни есть без того, чтобы не осмотреть прежде тщательно пищу и питье ее. Достать от тоэна свет можно было не иначе, как быть внуком его, и Эль принял намерение родиться от его дочери; и исполнить это намерение для него было не трудно, потому что он имел способность оборачиваться всем, чем он хотел, т. е. птицею, и рыбою, и травочкой, и проч. (Но вид ворона он принимал чаще всех.) И потому он, однажды обернувшись самою малейшею травочкою, прильнул к краю чашки, из которой обыкновенно пила дочь тоэна. И когда она, по обыкновенном осмотре всех приставленных к ней, начала пить из этой посуды, то Эль тотчас проскочил ей в горло. И как он ни был мал в травиночке, девица тотчас почувствовала, что она что-то проглотила, и как ни старалась извергнуть вон выпитое, но никак не могла. Следствием этого было то, что она сделалась беременною. И когда пришло время родить ей, то отец приказал подостлать под нее бобров и разных товаров; но беременная не могла разрешиться, несмотря ни на какие старания отца и всех прислуживающих. Наконец какая-то предревняя старуха повела ее в лес и, приготовя под лесиною постель из обыкновенного моху, положила ее на ней; и лишь только она легла на мох, тотчас и разрешилась от бремени сыном.
Никто не знал, что новорожденное дитя был Эль; дедушка чрезвычайно обрадовался рождению внука и полюбил его, кажется, еще больше дочери своей. Когда Эль начал понимать, то он однажды чрезвычайно расплакался, так что никто и ничем не мог утешить его; что ни дадут ему, он все бросает и кричит сильнее прежнего и рукою своею показывает на то место, где висели три ящика с небесными светилами. Но дать их было невозможно без особенного позволения дедушки. Но наконец дедушка вынужден был позволить дать ему один из ящичков. И когда дали Элю ящичек, он тотчас утешился, сделался весел и начал играть ящичком, не выпуская из рук. И таким образом он, играя ящичком, вытащил его на двор, продолжая играть им. И видя, что за ним не так строго смотрят, вдруг открыл крышку ящичка — и тотчас явились звезды на небе, а ящик опустел.
Дедушка, узнавши это, пожалел о потере своего сокровища, но внука не бранил. Этою же хитростью достал Эль и другой ящик, в коем хранилась луна. Наконец, ему хотелось достать и последний — самый драгоценный ящик с солнцем; и Эль употребил ту же хитрость. Но дедушка никак не хотел исполнить желания своего внука, но Эль не переставал кричать и плакать, и перестал пить и есть, и наконец сделался от того нездоров. Дедушка сжалился над ним, велел дать ему и последний ящичек и приказал строго смотреть за ним, чтобы он отнюдь не открывал его. Но Эль лишь только вышел на двор, тотчас обернулся вороном, а по словам других (кукхана), он сделался вдруг взрослым мужчиною, и исчез вместе с ящиком, и явился на земле своей[10]. В одном месте Эль, проходя, слышит человеческие голоса, но никого не видит, потому что солнца еще не было. Эль спрашивает их: кто вы такие и хотите ли вы, чтобы у вас было светло? Ему отвечают, что он обманывает их и что он Эль, который один только может сделать свет. Эль, чтобы уверить неверующих, открывает крышку ящика — и тотчас на небе является солнце во всем своем блеске. Но найденные им люди разбежались в разные стороны: кто в горы, кто в лес, кто в воду, и от этого сделались зверями, птицами и рыбами, смотря по тому, кто куда убежал.
Происхождение огня. Огня также не было на земле, но он был среди моря на каком-то острове. И