«…И я не покажусь вам назойливым?..»

— Прекрасная пара! — тихо сказал я пани Мисевичовой.

Она поглядела на них и со вздохом сказала:

— Что с того! Даже если б несчастного Людвика уже не было в живых…

— Господь милостив, не будем терять надежду…

— Что он жив?.. — спросила старушка, отнюдь не выказывая восторга.

— Нет, я не о том… Но…

— Мама, мне хочется спать, — заявила Элюня.

Вокульский встал, и мы простились.

«Кто знает, — подумал я, — не попался ли уже наш осетр на удочку?»

На улице все еще сыпал снег. Стах отвез меня домой и, не знаю зачем, дожидался в санях, пока я не войду в ворота.

Я вошел, однако в подъезде задержался. И только когда дворник запер ворота, я услышал, как на улице зазвенели бубенчики отъезжающих саней.

«Вот ты каков? — подумал я. — Посмотрим же, куда ты теперь отправишься…»

Поднявшись к себе, я надел старое пальто, цилиндр и, преобразившись таким образом, через полчаса снова зашагал по улице.

В квартире Стаха было темно: значит, он куда-то поехал, но куда же?

Я кликнул извозчика и несколько минут спустя остановился неподалеку от дома, в котором жил князь.

У подъезда уже стояло несколько карет, другие только подъезжали, но второй этаж был ярко освещен, играл оркестр, и в окнах время от времени мелькали тени танцующих.

«Там панна Ленцкая», — подумал я, и сердце мое почему-то сжалось.

Я оглянулся вокруг. Фу ты, как снег валит! Еле-еле можно различить трепещущие на ветру огоньки фонарей… Пора спать.

Я перешел на другую сторону, чтобы сесть в свободные санки, и… чуть не столкнулся с Вокульским. Он стоял под деревом, весь осыпанный снегом, и не отрываясь глядел на окна.

«Вон оно как?.. Так нет же, голубчик, сдохнешь, а женишься-таки на пани Ставской!»

Перед лицом подобной опасности я решил действовать энергично. На следующий же день я отправился к Шуману.

— Знаете, доктор, — говорю ему, — что случилось со Стахом?

— Что же, ногу сломал?

— Хуже. Правда, хотя князь приглашал его дважды, он на бал все-таки не поехал; однако около полуночи, в метель, стоял перед его домом и глядел на окна. Вы понимаете?

— Понимаю. Для этого не надо быть психиатром.

— Поэтому я твердо решил женить Стаха еще в этом году, и не позднее дня святого Яна.

— На панне Ленцкой? — встревожился доктор. — Не советую вам вмешиваться.

— Не на панне Ленцкой, а на пани Ставской.

Шуман схватился за голову.

— Сумасшедший дом! — пробормотал он. — В полном составе… У вас, Жецкий, несомненно, водянка мозга.

— Вы меня оскорбляете! — крикнул я, выходя из себя.

Он стал против меня, вцепился в лацканы моего сюртука и с яростью заговорил:

— Послушайте, почтеннейший… Я употребляю сравнение, которое вы должны понять. Допустим, у вас ящик, полный… ну, хотя бы кошельков; можно ли в тот же ящик положить — ну… хотя бы галстуки? Нельзя. Итак, если у Вокульского сердце полно панной Ленцкой, можно ли втиснуть туда пани Ставскую?

Я разжал его пальцы, вцепившиеся в мои лацканы, и ответил:

— А я выну кошельки и положу вместо них галстуки! Понятно вам, господин ученый?..

И тотчас ушел, потому что мне наконец надоели его грубости. Воображает тоже, будто умней его и на свете нет!

От доктора я поехал к пани Мисевичовой. Ставская была у себя в магазине, Элюню я спровадил в другую комнату, к игрушкам, а сам подсел к старушке и без долгих слов приступил к делу:

— Как вы полагаете, уважаемая пани, Вокульский — достойный человек?

— Ах, милый пан Жецкий, как вы можете об этом спрашивать? Когда мы жили в его доме, он снизил нам квартирную плату, Элену спас от такого позора, устроил на службу с жалованьем в семьдесят пять рублей в месяц, прислал Злюне столько игрушек…

— Простите, — перебил я. — Итак, если вы тоже считаете его благородным человеком, то позвольте сказать вам, под величайшим секретом, что он очень несчастлив…

— Во имя отца и сына… — перекрестилась старушка. — Это он-то несчастлив, он? Когда у него магазин, и торговое общество, и такое огромное состояние!.. Он несчастлив, хотя только недавно продал такой дом? Разве что у него есть долги, о которых я не знаю…

— Долгов у него нет ни копейки, — говорю я, — а после продажи магазина у него наберется добрых шестьсот тысяч, хотя два года назад у него было всего тысяч тридцать — разумеется, не считая самого предприятия… Но, сударыня, деньги — это не все. Если у человека, кроме кармана, есть еще сердце…

— Да ведь я слышала, что он женится, к тому же на красавице, панне Ленцкой?

— В том-то и горе: Вокульский не может, не имеет права жениться…

— Разве у него есть какой-нибудь изъян?.. Такой крепкий мужчина…

— Он не имеет права жениться на панне Ленцкой, она ему не пара. Ему надо бы такую жену, как…

— Как моя Элена… — подхватила пани Мисевичова.

— Вот-вот! — вскричал я. — И не такую, как она, а именно ее… Элена Ставская должна стать его женой!..

Старушка расплакалась.

— Знаете ли, милый пан Жецкий, — заговорила она, всхлипывая, — это моя заветная мечта… А что нашего дорогого Людвика нет в живых, я готова дать голову на отсечение… Сколько раз он мне снился, и всегда или голый, или совсем на себя не похожий…

— К тому же, — говорю я, — даже если он жив, мы добьемся развода.

— Конечно! За деньги всего можно добиться.

— Вот именно!.. Все дело в том, чтобы пани Ставская не противилась…

— Благородный пан Жецкий! — воскликнула старушка. — Да она, клянусь вам, уже влюблена в Вокульского… Заскучала, бедняжка, по ночам не спит и все вздыхает, просто на глазах сохнет; а вчера, когда вы тут с ним были, что с ней творилось! Я, мать, узнать ее не могла!

— Значит, решено! — прервал я. — Уж я постараюсь, чтобы Вокульский приходил сюда как можно чаще, а вы, сударыня… влияйте соответственно на пани Элену. Вырвем Стаха из рук панны Ленцкой, и… даст бог, ко дню святого Яна сыграем и свадьбу…

— Побойтесь бога, а Людвик?

— Умер, умер, — говорю я. — Голову дам на отсечение, что его нет в живых…

— Ну, в таком случае воля божия…

— Только… прошу вас, держите это в строжайшем секрете. Дело важности чрезвычайной.

— За кого вы меня принимаете, сударь? — обиделась старушка. — Здесь, здесь… — прибавила она, ударяя себя в грудь, — любая тайна укрыта, как в могиле. Тем более тайна моей дочери и этого благородного человека.