Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я стоял так и отпугивал птиц, по улице прошел Атанас-дурачок. Он переваливался, как утка, и смотрел на мир широко раскрытыми глазами.
Атанас очень любил смотреть. Остановится, например, перед каким-нибудь цветком и начнет его разглядывать. Смотрит, смотрит, мы бы уж на его месте триста раз ушли, а он все стоит и стоит. Пока он смотрит, к цветку подлетает бабочка, покружится и садится. Атанас смотрит и на бабочку. Разглядывает ее спокойно, внимательно, не спеша. Бабочки не боялись его и садились на цветы под самым его носом, а потом долго не улетали. Атанас никогда не пытался поймать бабочку или сорвать цветок, на который смотрел.
— Атанас! — крикнул я. — Эй, Атанас, что делает королева Клара?
— Крадет кларнеты! — ответил Атанас. — Король Карл и королева Клара крадут кларнеты!
Этой скороговорке научил его один студент, которому они сдавали комнату. Он многому учил Атанаса, но Атанас запоминал только то, что ему нравилось.
— Ты куда, Атанас? — спросил я. — К королеве? Может, она попала в беду? Или ей угрожает опасность?..
Атанас махнул рукой, засмеялся и зашагал вверх по улице.
У меня за спиной ржали кони, били копытами и земля летела из-под копыт. Мир трепетал от нетерпения, прекрасный и юный, качались огромные зеленые листья черешни, а я стоял и караулил какую-то дурацкую лапшу.
— К черту лапшу! — крикнул я и вскочил на коня.
Он встал на дыбы, пронзительно заржал и полетел к замку королевы.
— Продержитесь еще немного, мадам! — крикнул я. — Я скоро!
Под конскими копытами валялись растоптанные маргаритки и стебли травы, грива развевалась на ветру, а в ушах свистел ветер. Из соседнего леса вдруг выскочили всадники кардинала и бросились мне наперерез.
— Господа! — крикнул я. — Какие вы на самом деле господа — это еще вопрос, но чтобы не терять даром времени, вот вам моя перчатка! Защищайтесь!
Моя кружевная перчатка попала в ухо коню. Он испугался и сбросил седока. Остальные всадники веером окружили меня.
Шпаги сверкали на солнце, весело звенели шпоры, свистел вокруг зеленый ветер, а в глазах людей кардинала солнечными зайчиками вспыхивал страх.
— По одному, господа! — кричал я, и шпага моя носилась как молния. — Всем услужу, не беспокойтесь! Даю вам честное слово!
Кардинальские красавчики побежали по скошенному полю к реке, а я пришпорил коня, направив его к замку, поднимавшему свои гордые башни на ближнем холме. У ворот конь весь в мыле в изнеможении рухнул на землю. Я перешагнул через него и со шпагой наголо помчался по лестнице замка. Испуганные слуги в ливреях падали на колени на персидские ковры.
— Мадам, вы свободны! — крикнул я своим прекрасным голосом королеве, рыдавшей у готического окна.
— Мадам, вы свободны! — крикнул еще кто-то, и я узнал голос Атанаса-дурачка.
Королева подняла глаза. Они были полны слез. Я обернулся и увидел рядом с собой Атанаса…
— Одну минутку, мадам! — виновато сказал я и спрыгнул с коня. — Одну минутку, а то лапша пропадет!
Королёва смотрела непонимающими глазами.
Куры набросились на лапшу и оживленно ее клевали. Я разогнал их прутом и сказал Атанасу:
— Атанас, это что такое? Почему ты не стережешь лапшу?! Королеву я освободил и без тебя.
— Мадам, вы свободны! — радостно крикнул Атанас. — Даю вам честное слово!
Казалось, слова эти ему нравились. Он очень любил с нами играть, хотя был гораздо старше нас.
Хотя я вовсе в этом не уверен. Он был гораздо старше только по документам, а на самом деле не старел. Возраст его оставался прежним, и время пролетало мимо, не меняя его. Точно оно не замечало его, а может, они просто были друзьями. Атанас был вечно молод, ничего в нем не менялось — рост оставался прежним, на лице не прибавлялось морщин, глаза блестели по-мальчишески. Таким и нарисовал его Человек, который никогда не говорил неправды, — с молодыми, блестящими глазами. И не будь этого портрета, мы бы так ничего и не узнали об Атанасе и вообще просто не заметили бы его.
— Королева свободна, Атанас, — сказал я, — но мы прозевали лапшу. Смотри, сколько склевали куры.
— Королева свободна! — повторил Атанас.
— Добрый день, Атанас! — сказала моя мама, которая, оказывается, уже вернулась с базара. — О какой королеве вы говорите? О Кларе? Той самой, что крадет кларнеты?
— Королева свободна! — улыбнулся Атанас. — Даю вам свое честное слово.
— Ага! — понимающе сказала мама. — Мой сын опять где-то пропадал. Хотя я просила его не сводить глаз с лапши…
— Я…
— И куры склевали лапшу. Пока он освобождал королеву, они сделали свое дело.
— Я совсем ненадолго…
— Да, конечно, замок был совсем близко, в двух шагах?
Я понурил голову и делал вид, что ужасно раскаиваюсь.
— А когда зимой лапша кончится, ты сбегаешь к королеве, чтобы она нам дала взаймы пять-шесть кило, а? — спросила мама. — Раз замок так близко…
Атанас воспользовался паузой и выскользнул за ворота. Опустив голову, я гадал, какое на этот раз последует наказание.
Я знал, что мама на меня не сердится. Но как говорила она иногда отцу, наказание имеет воспитательный эффект. Амальчик с нашей улицы должен быть воспитанным, другого выхода просто нет. Слушая эти слова, отец усердно кивал головой и очень удачно делал вид, что согласен. Стоило маме посмотреть на него, она не выдерживала и заливалась смехом.
Я старался походить на отца и держаться в точности как он, но, кажется, мне это не удавалось, потому что мама не засмеялась.
— Побегать, конечно, хорошо! — сказала она. — Но ведь надо зимой что-то есть.
— Еще не все потеряно! — ответил я. — Будем есть кур, ведь лапша у них внутри!
Мама засмеялась, погладила меня по голове и отвела глаза, чтобы я их не видел. Но и не видя их, я знал, что они полны слез.
— Мадам! — сказал я, чтобы ее развеселить. — Я буду теперь внимательным! Даю вам свое честное слово!
Мама рассмеялась и вошла в дом.
А я снова сел на коня и понесся вперед, на этот раз к ветряным мельницам. Только я пустился в путь, как во дворе появились Гурко, Тоня и Атанас-дурачок, они тоже уселись на коней, и все вместе мы помчались к ветряным мельницам. Мы ведь только что прочитали «Дон Кихота».
Наши латы сверкали на солнце, наши росинанты ржали и летели по пыльным дорогам, наши рыцарские копья со свистом рассекали воздух.
Мы были разгневаны на злых великанов за все несправедливости, совершенные ими: за то, что добрые страдают, а злые торжествуют; что у одних всего