— Действовать только политическими средствами. Если надо — пусть туда летит Шеварднадзе.

Эдуард Амвросиевич позвонил в Тбилиси. Ему сказали:

— Положение нормализуется. В вашем приезде необходимости нет.

8 апреля в ЦК проходило новое рабочее совещание под председательством Чебрикова. Лигачев уехал в отпуск. К этому времени пришла успокоительная телеграмма от Патиашвили: «В целом ЦК КП Грузии, правительство, местные партийные и советские органы владеют ситуацией… Каких-либо дополнительных к ранее принятым мерам со стороны ЦК КПСС, Правительства СССР в настоящий момент не требуется».

Решили, что Шеварднадзе действительно незачем лететь. Это была ошибка. Если бы он вылетел, кровопролития можно было бы избежать. Телеграмма стала обманом, потому что военные уже готовили операцию по разгону митинга.

10 апреля Шеварднадзе должен был отправиться в Берлин на заседание Комитета министров иностранных дел стран — участниц Организации Варшавского договора. Но утром 9 апреля ему сообщили, что митинг в Тбилиси разогнали силой и есть человеческие жертвы. Он все отменил и тут же полетел в Тбилиси. Операция была проведена в четыре часа утра. Санкцию дал командующий войсками Закавказского военного округа генерал-полковник Игорь Николаевич Родионов, будущий министр обороны России.

То, что увидел Шеварднадзе, его потрясло. Грузия находилась в шоке. Большинство митинговавших составляли женщины и подростки, а при разгоне использовались боевые химические вещества. Причем военные все опровергали — даже то, что опровергнуть невозможно. И никто не мог ответить на простой вопрос: кто же отдал приказ? Даже Шеварднадзе, член политбюро, не мог выяснить полную правду. Он выступил на пленуме ЦК компартии Грузии:

— У нас перед погибшими один высший долг — установить истину и навсегда исключить малейшую возможность повторения трагедии. Это важно само по себе — как нравственный императив.

20 апреля в Москве на заседании политбюро он возмущенно говорил, что руководство республики действовало непродуманно и использовало войска без согласования с Москвой.

— Оправданно ли это? Считаю, что нет. Необходимо учитывать специфику Грузии. Ее народ не приемлет насилия. Волнения в республике начались после того, как в Абхазии стали требовать самостоятельности. Это вызвало возмущение грузин: «Делят наши земли!» А Патиашвили не информировал об этом Москву.

В конце мая на съезде народных депутатов Тамаз Гамкрелидзе, директор Тбилисского института востоковедения, поставил вопрос об ответственности военных за массовое избиение участников мирного митинга, в результате которого погибли шестнадцать ни в чем не повинных человек. Ему отвечал генерал Родионов:

— Митинг в Тбилиси носил антисоветский, антигосударственный, экстремистский характер. Сеялись антирусские, националистические настроения. Возникла угроза расправы над коммунистами. Руководство республики приняло решение освободить от митингующих площадь перед Домом правительства. Была поставлена задача вытеснить людей без применения оружия. Но отряды боевиков оказали сопротивление. Возникла давка, в ней погибли люди.

Выступил и Джумбер Патиашвили. Он говорил путано и неуверенно. Признал, что бюро ЦК попросило прислать в Тбилиси дополнительные воинские подразделения, приняло решение очистить площадь и поручило это генералу Родионову. Но военные вместо того, чтобы рассеять митинг, устроили избиение.

В декабре 1989 года на очередном съезде народных депутатов о происшедшем подробно рассказал председатель депутатской комиссии Анатолий Александрович Собчак. Комиссия пришла к выводу, что решение грузинских властей использовать военную силу для разгона митинга было незаконным. Но после него предоставили слово главному военному прокурору Александру Филипповичу Катусеву, который назвал действия войск правомерными. Шеварднадзе возмутили аплодисменты зала и его соседей по правительственной ложе. Новый первый секретарь ЦК компартии Грузии Гиви Гумбаридзе, переведенный на эту должность с поста председателя республиканского КГБ, категорически не согласился с выступлением главного военного прокурора. Депутаты от Грузии покинули зал заседаний.

В перерыве члены политбюро собрались в комнате отдыха за сценой Дворца съездов. Все сели обедать. Вошел возбужденный Шеварднадзе и сказал:

— Я не могу молчать! Прокурор говорил возмутительно. Это позор. Нельзя же так извращать факты. Я должен выступить. Это вопрос моей чести, совести! Иначе я подам в отставку!

Горбачев попытался его успокоить:

— Погоди, не торопись, не надо эмоций. Давай разберемся, все обсудим.

Михаил Сергеевич встретился с грузинской делегаций и после перерыва взял слово:

— События в Тбилиси — это наша общая боль. Я против того, чтобы продолжать обсуждение этой проблемы. Давайте поручим Верховному Совету довести дело до логического конца.

Съезд народных депутатов все же принял постановление, в котором осудил применение силы против участников митинга. Горбачев хотел обо всем этом поскорее забыть и не понимал, что грузины этого забыть не смогут. Нежелание союзных властей расследовать апрельские события сыграло в истории республики пагубную роль. События 9 апреля 1989 года в Тбилиси, разгон демонстрации и гибель людей вскоре привели к власти известного диссидента Звиада Гамсахурдиа. И Грузия перестала быть частью единого государства.

Советской дипломатии пришлось туго, когда после Рейгана президентом Соединенных Штатов стал Джордж Буш-старший. Новый президент не спешил делать шаги навстречу Москве. Такого же мнения придерживался и новый Государственный секретарь Джеймс Бейкер. Он советовал президенту:

— Нам надо избежать скоропалительности, не стоит спешить.

Бейкер считал, что его предшественник Шульц оказался излишне мягкотелым в отношениях с русскими и сделал им слишком много уступок. Бейкер не хотел выглядеть податливым. Рейган, с его репутацией ястреба, не боялся критики справа, а Буш и Бейкер не чувствовали себя столь же уверенно.

Для Шеварднадзе это было неприятным сюрпризом. Он действительно хорошо сработался с Шульцем. Они разговаривали очень откровенно и не пытались блефовать. Каждый из них мог сказать: все, дальше я не могу отступать. И другой верил партнеру. Шеварднадзе огорченно заметил Горбачеву: Бейкер — «холодный малый» и с ним нелегко будет установить человеческие отношения.

Первая встреча Шеварднадзе и Бейкера произошла в Вене. После переговоров Эдуард Амвросиевич, улыбаясь, рассказал помощникам, что американец не столько говорил, сколько зачитывал подготовленные ему памятки. Если он не мог найти нужную бумажку, то его речь становилась невнятной. Бейкер был новичком, а Шеварднадзе уже пообвык на своей должности и забыл, с чего начинал сам.

В мае Бейкер приехал в Москву. После переговоров Шеварднадзе пригласил Бейкера с женой к себе домой, угощал гостей хорошо приготовленной бараниной и грузинскими винами. Зная, что американец любит охотиться в родном Техасе, подарил американцу охотничье ружье. Но в Соединенных Штатах установлены строгие правила относительно стоимости подарков, которые позволено принимать правительственным чиновникам, и дорогое ружье отправилось на склад Государственного департамента.