Летом 1303 г. вскипает открытый вооруженный конфликт – продолжение старой антимагнатской войны во вновь изменившихся условиях. «Жирный народ» в союзе с группой Россо делла Тоза с трудом удерживает власть, сражаясь против мятежных дворян Корсо Донати. Положение осложняется особой позицией белых грандов, поддерживающих связь с эмигрантами. «Тощий народ», ненавидя и мятежников, и правящую олигархию Делла Тоза и Спини, тоже надеется на возвращение белых. Но белые политически перерождаются в изгнании, объединившись с реакционной гибеллинской знатью контадо. Если до 1302 г. «гибеллинизм» белых был лишь тактическим приемом, то теперь происходит действительное сближение, а затем и слияние белых и гибеллинов. Несмотря на это, они терпят поражение за поражением.

В 1304 г. кардинал Николай Пратский безуспешно пытался по поручению Бенедикта XI выступить в качестве «миротворца» и согласовать интересы враждебных сословий. Не успел кардинал выехать за городские ворота, как опять вспыхнула вооруженная борьба – на этот раз между правящей кликой Делла Тоза и приверженцами белых и гибеллинов, к которым вновь временно пристала часть «жирного народа». Сторонники Донати и «тощие» остались в стороне от борьбы. В дальнейшем разногласия между группой делла Тоза и «жирным народом» окончательно сгладились, и последующие годы протекали под знаком усиления их союза и господства. В 1306–1307 гг. они перешли в наступление против дворянской оппозиции. Бунт магнатов в 1308 г. кончился полным провалом и бесславной смертью Корсо Донати.

Если изгнание Джано делла Белла явилось прологом к борьбе черных и белых гвельфов, то смерть Корсо Донати стала ее эпилогом. Гибель этого человека, в течение почти четверти века возглавлявшего безуспешные атаки самых реакционных кругов флорентийского дворянства против пополанского строя, – знаменательна. В 1308 г. еще раз подтверждается безнадежность попыток грандов отвоевать навсегда утраченное господство.

Итак, после 1293–1295 гг. в политическом развитии Флоренции появляются две важные новые черты. Во-первых, вражда «жирного» и «тощего» народов оказывает существенное влияние на ход и особенности борьбы пополанов с магнатами. Во-вторых, в обстановке быстрого раннекапиталистического подъема усиливается разложение дворянства и перерождение значительной его части. Экономический и политический кризис дворянства приводит к тому, что отдельные группировки дворянства откалываются от своего класса и при очередном повороте политической борьбы переходят на сторону «жирного народа».

Обе новые черты порождаются одной и той же объективной причиной – глубокими и быстрыми сдвигами в экономике. Обе они оказывают на расстановку классовых сил одинаковое воздействие в том смысле, что обострение противоречий среди пополанов и внутри дворянства необычайно запутывает социальную борьбу и придает ей особую сложность, дробность и изменчивость. На основном стволе политического развития растут все новые ответвления. Но подобно тому, как в экономической истории Флоренции, несмотря на ее многоплановость, легко выделяется главное и решающее явление – подготовка и зарождение мануфактуры, так и сквозь политическую историю Флоренции лейтмотивом проходит становление господства «жирного народа». Вчитываясь в напряженное повествование флорентийских хронистов, следя за быстрыми поворотами событий, наблюдая за персонажами давно отшумевшей политической драмы, не перестаешь думать о Данте и ощущать его присутствие. Эти события уже известны – в разящих характеристиках великого поэта. Их участников мы уже встречали в мрачных кругах Ада или в лучезарных просторах Рая.

Нельзя оценить политическую деятельность Данте во Флоренции и после изгнания, его присоединение к партии Черки и последующий разрыв с нею, его так называемый «гибеллинизм», не разобравшись в столкновениях гвельфов и гибеллинов, во вражде «черных» и «белых». Нельзя оценить яростные нападки Данте на папство и его выступления против теократии римской курии, не изучив истории борьбы флорентийской коммуны за независимость против Бонифация VIII. Нельзя понять этическую теорию Данте, не познакомившись с успешной борьбой флорентийских пополанов против засилья феодального нобилитета. Нельзя понять протесты Данте против «жадности», не учтя, что во Флоренции пробивались первые ростки раннего капитализма. Короче говоря, политические и социальные воззрения Данте, будучи в значительной мере обобщением конкретного опыта флорентийской истории, не могут быть поняты вне этого опыта. Взгляды Данте формировались под воздействием событий 1301–1302 гг., определивших навсегда судьбу поэта и содержание его политических теорий. Поражение белых гвельфов было связано с вмешательством светской власти папства и чужеземных феодалов. Беспрепятственность этого двойного вмешательства объяснялась политической раздробленностью Италии. С другой стороны, поражение белых гвельфов свидетельствовало о трудности и опасности борьбы с дворянством без поддержки центральной власти. Наглядные исторические уроки распри белых и черных гвельфов послужили исходным пунктом для основной политической идеи Данте – идеи государственного объединения Италии под эгидой национальной монархии. Истоки восторженного отношения Данте к Генриху VII проясняются только после изучения хроники Дино Компаньи.

И наоборот. Картина социального развития Флоренции естественно дополняется ярким идеологическим отражением этого развития в произведениях Данте. Но Данте был не только флорентийским поэтом. Он был поэтом итальянским. Он осмысливал исторический опыт родной Флоренции в тесной связи с аналогичным опытом других городов Италии, в масштабе всей страны. Ни на минуту не порывая с Флоренцией, мы одновременно выходим вместе с Данте за узкие пределы ее стен и башен. И проблемы, явления, лица флорентийской истории предстают как бы под всеитальянским увеличительным стеклом.

«Народ мой, что я тебе сделал?»

Верующий поэт заставил самого апостола Петра прервать райские славословия и обрушиться на Бонифация VIII в столь энергичных выражениях, что небеса покраснели и затмились, а прекрасная Беатриче изменилась в лице:

Тот, кто, как вор, воссел на мой престол,

На мой престол, на мой престол, который

Пуст перед сыном Божиим, возвел

На кладбище моем сплошные горы

Кровавой грязи…[733]

Эти гневные слова, которые вне себя повторяет разбушевавшийся апостол, – удивительный пример политической страстности Данте. Политика была для Данте личным делом. Его оценки людей и событий пропитаны благородной тенденциозностью. Кто не знает, что Данте «те жалкие души, что жили без хулы и без хвалы», поместил в ад, даже не в ад, а в преддверие ада, ибо «их не принимает адская бездна, чтобы в сравнении с ними не умалилась вина иных преступников». Здесь те, кто уклонялся от участия в борьбе и «был только за себя».

Их память на земле невоскресима;

От них и суд, и милость отошли.

Они не стоят слов: взгляни – и мимо![734]

Так громит Данте людей без тенденции, пылкий поэт и непримиримый политический борец обличает бесстрастие и безразличие к политике. Обычно справедливо усматривают истоки тенденциозности Данте в бурной политической атмосфере Флоренции, плохо вязавшейся с индифферентизмом, воспитавшей сильные характеры, накалявшей и леденившей