В Западной церкви канон обоих заветов сформировался к концу IV века благодаря авторитетным решениям Иеронима (который, впрочем, колебался между критическими сомнениями и принципом предания), а особенно Августина, который решительно следовал александрийскому канону Септуагинты и преобладающему преданию в том, что касалось спорных соборных посланий и Книги Откровения, хотя иногда он сам склонен был считать ветхозаветные апокрифы второканоническими книгами, или носящими второстепенный характер. Собор в Гиппоне (393) и третий (по другим подсчетам — шестой) собор в Карфагене в 397 г. под влиянием Августина, который присутствовал на обоих, зафиксировал католический канон Священного Писания, включая апокрифы Ветхого Завета, и запретил читать в церквях другие книги, кроме деяний мучеников в их памятные дни. Эти два африканских собора, в которых участвовал Августин[1297], объявили каноническими сорок четыре книги Ветхого Завета в следующем порядке: Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие, Иисус Навин, Судей, Руфь, две книги Самуила, две книги Царей, две книги Паралипоменон, Иов, Псалтирь, пять книг Соломона, двенадцать малых пророков, Исайя, Иеремия, Даниил, Иезекииль, Товит, Иудифь, Есфирь, две книги Ездры, две Маккавейские книги. Новозаветный же канон был таким, каким пользуемся мы.

Но это решение заморской церкви еще подлежало ратификации, и согласие Римской епархии было выражено тогда, когда Иннокентий I и Геласий I (414) повторили тот же самый список библейских книг.

Этот канон оставался без изменений вплоть до XVI века и был санкционирован Трентским собором на четвертом его заседании.

Протестантизм сохранил новозаветный канон Римской церкви[1298], но, в соответствии с ортодоксальным иудейским и древнехристианским мнением, исключил оттуда ветхозаветные апокрифы[1299].

Наиболее выдающиеся из отцов церкви решительнейшим образом заявляют о полной богодухновенности и непогрешимом авторитете Священного Писания и советуют внимательно читать его даже мирянам. Особенно Златоуст. Но необразованность масс и громадная стоимость книг привели к тому, что по большей части народ мог слушать Слово Божье только во время публичного богослужения. Свободное частное изучение Библии подавлялось преобладавшим духом иерархии. Конечно, чтение Библии не могло быть запрещено, но уже существовало предубеждение, что это книга для священников и монахов. Только намного позже, с изобретением книгопечатания, возникновением духа протестантской свободы и учреждением народных школ, Библия действительно стала народной книгой, какой была задумана изначально, и сегодня библейские общества распространяют ее, печатая и распределяя за один год больше копий, чем было произведено за все Средневековье или даже за все пятнадцать веков до начала Реформации.

Древних рукописей Библии, восходящих к IV веку и сохранившихся до сих пор, очень мало, в них множество разнообразных ошибок и пропусков, и проблема критического восстановления оригинального текста пока не решена и может быть решена лишь относительно по причине отсутствия оригиналов произведений апостолов.

Древнейшие и самые важные рукописи, написанные унциальными буквами, — это Синайская (впервые обнаруженная Тишендорфом в 1859 г. и опубликованная в 1862 г.), Ватиканская (в Риме, неполная) и Александрийская (в Лондоне); также сильно пострадавший кодекс Ефрема Сирина в Париже и неполный Кембриджский кодекс. Из этих и немногих других унциальных кодексов мы в основном и берем самый древний текст Библии. Второстепенные источники — это цитаты у отцов церкви, древнейшие переводы, такие как сирийская Пешитта и латинская Вульгата, и более поздние рукописи[1300].

Вера, которая основана не на букве, а на живом духе христианства, не может быть введена в заблуждение недостатками рукописей древних и новых переводов Библии — они лишь побуждают ее к новым, более глубоким исследованиям.

Распространение церкви среди всех народов Римской империи и даже среди варваров на ее границах сделало необходимым перевод Писания на разные языки. Самым важным из этих переводов и самым используемым стала латинская Вульгата, выполненная Иеронимом на основании более древней Италы, а позже, несмотря на многочисленные ошибки, поставленная Римской церковью на один уровень с оригиналом. Отцы церкви очень редко были знакомы с еврейским языком; Септуагинты считалось достаточно, и даже знание греческого встречалось в Латинской церкви все реже после вторжений варваров и раскола с Востоком, так что Библия на языках оригинала стала тайной за семью печатями и оставалась таковой вплоть до пробуждения учености в XV веке.

В толковании Писания высоко ценилась система аллегорического разъяснения и импозиции (дополнения), которая часто доходила до самых произвольных домыслов, особенно в Александрийской школе, к которой относились величайшие теоретики–богословы никейской эпохи. Этой системе противостояла Антиохийская школа, основанная Лукианом (ум. в 311), представителями которой были Диодор из Тарса, Феодор Мопсвестийский, а особенно Иоанн Златоуст и Феодорит. Они были сторонниками более здравого грамматического и исторического толкования и проводили четкое разграничение между человеческим и божественным в Писании. Поэтому Феодор навлек на себя подозрение, а потом и осуждение Греческой церкви.

Среди латинских отцов церкви наблюдается похожая разница между методами толкования Писания — достаточно сравнить глубокие и живые воззрения Августина с грамматическо–археологической ученостью и догматической поверхностностью Иеронима.

2. Священное Писание признавалось всеми как высший авторитет и непогрешимое правило веры. Но так как Писание истолковывалось по–разному и еретики также опирались на него для подтверждения своих мнений, то отцы церкви рассматриваемого нами периода, подобно Иринею и Тертуллиану до них, обращались не только к Писанию, но и к Преданию, дошедшему до них от апостолов через непрерывную цепь епископов. Вместе с преданием Писание составляло священный закон; в нем сочетались мудрость и благочестие католической церкви, органичного тела верующих, и оно судило об истинном смысле закона. Для того чтобы понять Библию, надо ее объяснить либо частным образом, либо на основании всеобщей христианской веры.