11 октября 1880 года Д. Милютин записал в дневнике: «Опять имел продолжительную беседу с гр. Лорис-Меликовым, который снова советовался со мною о разных имеющихся в виду перемещениях на высшие должности. Кажется, ему удастся склонить государя к смене Грейга, поднять снова вопрос об отмене подушной подати, призвать к новой жизни земство и многое другое, о чем за несколько месяцев пред сим нельзя было бы заикнуться. Место министра финансов предложено Абазе… Некоторые из предполагаемых новых назначений удивили меня своею неожиданностью: так, например, в попечители университетов московского и петербургского имеются в виду – Петр Фед. Самарин и К.Дм. Кавелин! Особенно удивляет меня назначение последнего; Кавелина я знаю с молодых лет, люблю его и глубоко уважаю; но никак не могу себя представить его в роли администратора…» (Милютин Д.А. Дневник. С. 278).

В Ливадии, фиксирует Милютин, жизнь становится невыносимою: император пытается придать княгине Юрьевской положение официальной жены, а цесаревна холодна и неприступна. А значит, весь придворный мир раскололся как бы на две враждующие партии. И как он свободен, как легко дышится Милютину в родном Симеизе. Здесь он свободен от царской дворни, может быть самим собой, не присматриваясь к интригам и слухам, исходящим от высшего света. Вернувшись в Петербург, Милютин снова почувствовал неприятную атмосферу, которая сложилась еще в Ливадии.

По-прежнему был активен Лорис-Меликов в своих докладах и записках императору, по-прежнему в нем клокотал дух реформатора.

В январские дни 1881 года в Петербурге появился полковник Пржевальский, только что закончивший свое четвертое путешествие по Китаю. Был ласково принят Александром Вторым, 13 января был в гостях и у Милютиных, многочисленные гости, которые обычно собирались по воскресеньям, с большим интересом слушали его рассказы о путешествиях.

В эти дни Дмитрию Милютину пришлось снова вернуться к прошедшей Русско-турецкой войне и горячо спорить о товариществе «Грегер, Горвиц и Коган» с министром финансов Александром Абазой, государственным контролером Дмитрием Сольским и знаменитым судебным деятелем Егором Старицким, сенатором, членом Государственного совета, по расчетам с ними, подавшими в суд. Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич и начальник штаба Артур Непокойчицкий заключили контракт с товариществом на самых невыгодных для армии условиях, никакой неустойки и не предполагалось за невыполнение обязательств в срок, цены поставок определялись средними местными ценами плюс 10 процентов надбавки. Товарищество не выполнило своих обязательств, солдаты и офицеры голодали, ходили в рванье, а товарищество сейчас подало в суд и требует договорных денег. Милютин припомнил собравшимся о докладе полевого генерала-контролера, в котором он писал, что закупки происходили на скорую руку, с ничтожными средствами товарищества и самые дорогостоящие, все это срывало поставки, заметны были и крупные злоупотребления, а армия переживала большие бедствия. Комиссия Старицкого уже выплатила необходимые надбавки, которые последовали из-за глупого составления договора, и вот опять угрозы суда, об этом сложном и запутанном деле Милютин уже докладывал императору.

А 14 января Милютин получил телеграмму от императора, который с радостью сообщил прибывшему министру о том, что Скобелев наконец-то взял неприятельское укрепление Геок-Тепе, которое не смогли в прошлом году взять войска под руководством Лазарева и Ломакина. Император тут же сообщил, что производит Скобелева в полные генералы и награждает его орденом Святого Георгия 2-й степени. Затем Скобелев взял Ашхабад, текинцы выразили покорность Российскому государству.

«В политике тишь и пустота, – записал в дневнике Милютин 10 февраля 1881 года. – Какие-то двое или трое из студентов-евреев вздумали с хор крикнуть и бросить листки с воззваниями против министра народного просвещения и университетского начальства. Суматоха была скоро прекращена самими студентами, которые вытолкали нарушителей порядка, а на другой день избили их, не ожидая приговора университетского суда. Тем дело и кончилось…» Но слухи о поражении министра Сабурова тут же разнеслись по городу, особенно в лагере графа Толстого. Биографы и историки сообщили, что инициаторами этой демонстрации в Петербургском университете были члены «Народной воли» Папий Подбельский и Коган-Бернштейн. Коган-Бернштейн произнес обличительную речь против Сабурова, а Подбельский дал ему пощечину. Оба тут же сбежали, но через месяц были арестованы и сосланы на каторгу. Во время вооруженного восстания в Якутске Подбельский был убит, а Бернштейн-Коган, после лечения от тяжкой раны, был осужден и повешен.

В эти дни граф Лорис-Меликов работал над программой будущего единого кабинета министров, которое он мог бы возглавить. В своем докладе он видел программу, продолжающую реформы Александра Второго 60-х годов: он отвергает старые реформы, когда русские цари созывали Земский собор; он отвергает западные формы правления, возникавшие в ходе революционных завоеваний; многие предложения императора и Совета министров остаются в канцеляриях разных ведомств без движения; автор доклада предлагает использовать те формы правления, которые предложил Александр Второй, работая над программой по отмене крепостного права.

«Исходя из этого основного начала, – писал Лорис-Меликов, – и принимая во внимание, что на местах имеются ныне уже постоянные учреждения, способные представить сведения и заключения по вопросам, подлежащим обсуждению высшего правительства, мне казалось бы, что следует остановиться на учреждении в С.-Петербурге временных подготовительных комиссий наподобие организованных в 1859 году редакционных комиссий с тем, чтобы работы этих комиссий были подвергаемы рассмотрению с участием представителей от земства и некоторых значительных городов». Предполагалось учредить две комиссии: административно-хозяйственная и финансовая. Обе комиссии отчитывались бы за свою деятельность перед общей комиссией, затем перед министрами, а потом перед Государственным советом, куда можно пригласить с правом голоса от 10–15 представителей общественных организаций, членов от земств и городов. «Работы не только подготовительных, но и общей комиссии, – писал Лорис-Меликов в докладе, – должны бы иметь значение исключительно совещательное и ни в чем не изменяющее существующего ныне порядка возбуждения законодательных вопросов и рассмотрения их в Государственном совете. Установление изложенного выше и испытанного уже с успехом порядка предварительной разработки важнейших вопросов, соприкасающихся с интересами народной жизни, не имеет ничего общего с западными конституционными формами. За верховною властью сохраняется исключительно право возбуждения законодательных вопросов в то время и в тех пределах, какие верховная власть признает за благо указать. Приглашению членов, избираемых общественными учреждениями, будет предшествовать составление нового законопроекта подготовительными комиссиями из членов правительственных, при участии лишь некоторых особо известных правительству посторонних лиц. Весь личный состав подготовительных комиссий войдет в состав общей комиссии и будет разъяснять и поддерживать выработанные проекты. Эта обязанность будет лежать на председателях подготовительных комиссий в качестве помощников председателей общей комиссии. Самый состав общей комиссии будет каждый раз предуказываем высочайшею волею, причем комиссия будет получать право заниматься лишь предметом, предоставленным ее рассмотрению…» Подготовительные комиссии создать к осени 1881 года, предлагал Лорис-Меликов, а общую комиссию – в начале 1882 года, когда пройдут сессии губернских земских собраний.