Ситхи, превратившиеся в гостеприимных хозяев, подали путникам незнакомое, но крепкое вино, наполнив деревянные бокалы из каменных кувшинов. Саймон задумался, надо ли произносить молитву перед ужином, но ситхи уже приступили к еде. Слудиг и Гримрик озирались с несчастным видом. Они были страшно голодны, но все еще полны страха и недоверия. Солдаты внимательно следили за тем, как Бинабик отломил хрустящий ломоть хлеба и набил полный рот, предварительно намазав хлеб маслом. Убедившись, что он не только не умер, но и продолжает весело жевать, они решили, что могут вполне безопасно испробовать пищу ситхи, к чему и приступили с энергией заключенных, только что узнавших об отмене смертного приговора.

Вытирая с подбородка мед, Саймон на некоторое время перестал есть, чтобы понаблюдать за ситхи. Справедливые ели медленно, иногда подолгу рассматривая каждую ягодку, зажав ее тонкими пальцами, прежде чем положить в рот. Разговоров было мало. Иногда кто-нибудь произносил несколько коротких фраз на певучем языке ситхи или звенел быстрой трелью странной песни, все остальные слушали. Чаще всего ответа не было, но если кто-нибудь хотел ответить, к нему относились с таким же вниманием. Звучал тихий смех, но никто не повышал голоса в споре, и Саймон ни разу не слышал, чтобы ситхи перебивали друг друга.

Аннаи придвинулся ближе, чтобы сидеть около Саймона и Бинабика. Один из ситхи сделал серьезное замечание, вызвавшее у остальных взрыв смеха. Саймон попросил Аннаи объяснить шутку.

Ситхи явно почувствовал себя неловко.

— Киушапо сказал, что твои друзья едят, как будто боятся, что пища убежит от них. — Он указал на Хейстена, который обеими руками запихивал в рот хлеб.

Саймон не совсем понял, что они имели в виду — наверное они и раньше видели голодных людей, — но на всякий случай улыбнулся. По мере того, как трапеза продолжалась, а неиссякаемая, по-видимому, река вина текла в деревянные кубки, риммер и эркинландеры все больше расслаблялись. В какой-то момент Слудиг поднялся на ноги, в его бокале плескалось вино, и предложил сердечный тост за своих новых друзей ситхи. Джирики улыбнулся и кивнул, но Кендарайо'аро напряженно застыл; когда же Слудиг затянул старую северную застольную песню, дядя принца ситхи тихо скользнул в угол широкой пещеры, где обратил ледяной взор в журчащий, освещенный лампами пруд.

Прочие ситхи, сидевшие за столом, засмеялись, когда раздался блеющий баритон Слудига. Слегка покачиваясь в определенно нетрезвом ритме, Слудиг, Хейстен и Гримрик выглядели совершенно счастливыми, и даже Бинабик улыбался, всасываясь в кожуру груши, но Саймон, вспомнив прекрасную чарующую музыку ситхи, почувствовал, как его обожгло стыдом за товарища, как будто риммер был карнавальным медведем, который танцует по праздникам в Центральном ряду, если ему дать кусочек сахара.

Понаблюдав некоторое время, он встал, вытирая руки о перед рубашки. Бинабик последовал его примеру и, спросив разрешения Джирики, пошел по закрытому переходу посмотреть на Кантаку. Три солдата громогласно хохотали. Саймон не сомневался, что они рассказывают друг другу пошлые солдатские анекдоты. Он подошел к одной из стенных ниш и стал рассматривать странную лампу. Внезапно ему вспомнился сияющий кристалл Моргенса — может быть, тоже работа ситхи — и холодная рука одиночества сжала его сердце. Он поднял лампу, и увидел слабую тень костей своей ладони, как будто плоть была только мутной водой. Как он ни старался, он так и не смог понять, каким образом пламя заключено в глубине таинственного кристалла.

Внезапно почувствовав чей-то взгляд, Саймон обернулся. Сияя кошачьими глазами через огненный круг костра, на него смотрел Джирики. Саймон вопросительно поднял брови; принц кивнул.

Хейстен, в чью косматую голову, вероятно, ударило вино, вызвал одного из ситхи — того, кого Аннаи называл Киушапо — помериться силами. Киушапо, желтобородый ситхи в черной с серым одежде, получал пьяные советы от Гримрика. Было совершенно ясно, почему тощий гвардеец считал необходимым предложить свою помощь: ситхи был на голову ниже Хейстена, на вид казалось, что и весит он вдвое меньше эркинландера. Когда ситхи со смущенным видом склонился над гладким столом и сжал широкую лапу Хейстена, Джирики встал, повернувшись боком, прошел мимо них и направился к Саймону, ступая легко и грациозно.

Саймон думал, что трудно отождествить это утонченное самоуверенное создание с разъяренным существом, повисшим в ловушке лесника. И все-таки, когда Джирики резко поворачивал голову или изгибал длинные пальцы, в нем снова мелькали искры той необузданной дикости, которая одновременно пугала и очаровывала. И когда отблеск огня падал на отливающие золотом янтарные глаза, они сияли древним пламенем, как драгоценности из черной лесной земли.

— Пойдем, Саймон, — сказал ситхи. — Я кое-что покажу тебе. — Он взял юношу под руку и повел его к пруду, где сидел Кендарайо'аро, водя пальцами по воде. Когда они проходили мимо костра, Саймон увидел, что борьба в полном разгаре. Соперники намертво сомкнули руки, ни у кого пока не было преимущества. Хейстен, сжав зубы, улыбался крайне напряженной улыбкой, его бородатое лицо покраснело. На лице изящного ситхи страсть сражения не оставила никаких следов, но одетая в серое рука его слегка дрожала от усилия. Саймон сомневался, что все это свидетельствует о скорой победе Хейстена. Слудиг, ошеломленно наблюдая, как маленький сокрушает большого, сидел, разинув рот.

Джирики прошелестел что-то своему дяде, когда они подошли к пруду, но Кендарайо'аро не ответил: казалось, что его лишенное возраста лицо заперто, как каменная дверь. Саймон, следуя за принцем, прошел мимо него вдоль стены пещеры. Спустя мгновение на глазах у остолбеневшего Саймона Джирики исчез.

Он всего лишь вошел в тоннель, скрывавшийся за каменным шлюзом водопада. Саймон шагнул за ним; тоннель вился вверх, все дальше и дальше в каменное сердце горы, крутые ступени освещал ряд ламп.

— Иди, пожалуйста, за мной, — сказал Джирики, начиная подниматься.

Казалось, что они далеко углубились в гору, виток за витком поднимаясь по спирали. Наконец осталась позади последняя лампа. Несколько шагов было сделано почти в полной темноте, пока Саймон не заметил прямо перед собой сияние звезд. Спустя мгновение проход закончился маленькой пещеркой, с одного конца открытой ночному небу.

Юноша пошел за Джирики к краю пещеры, где был каменный выступ высотой по пояс. Заснеженная поверхность горы уходила далеко вниз: добрых десять локтей до вершин вечнозеленых деревьев и еще не менее пятидесяти до засыпанной снегом земли. Ночь была ясная, звезды мерцали на темном небе, и лес необозримой тайной окружал гору.

Некоторое время они стояли молча. Потом Джирики сказал:

— Я обязан тебе жизнью, человеческое дитя. Не бойся, что я забуду.

Саймон ничего не сказал, боясь заговорить и нарушить волшебство, позволившее ему непрошенным гостем стоять в самом центре лесной ночи, в темном саду Бога. Закричала сова.

Минуты протекли в молчании, потом ситхи легко коснулся плеча Саймона и протянул руку над безмолвным океаном деревьев.