Шерман сидел в «бьюике» сзади, рядом с Киллианом. Спереди сидел Эд Куигли, рядом с шофером, у которого была темная кожа, густые прямые черные волосы и тонкие, изысканные, почти красивые черты лица. Азиат какой-нибудь? Они съехали по пандусу со скоростной трассы сразу за стадионом «Янки», проехали рекламный щит с надписью «Команда „ЯНКИ“ против команды „КАНЗАС-СИТИ“. Начало в 19.00». Какое бессердечие! Десятки тысяч людей соберутся здесь сегодня, что бы с ним ни произошло, — будут два часа пить пиво и смотреть, как летает и скачет белый мяч, а он будет там, во тьме невообразимой. И начнется. Глупцы! Что они знают о жизни! Десятки тысяч соберутся на стадионе «Янки» смотреть игру, игрушечную войну, тогда как он будет на войне настоящей. И начнется… безудержное физическое насилие…

«Бьюик» уже взбирается по длинному склону холма к Сто шестьдесят первой улице. Ехать осталось всего ничего.

— Сегодня нам в другое здание, — сказал Киллиан. — Вон в то, на холме, справа.

Шерман увидел огромное белокаменное строение. Оно смотрелось очень внушительно в конце подъема Большой Магистрали, освещенное летним солнцем; солидное и тяжеловесное до жути. Шерман заметил, как шофер поискал взглядом его глаза в зеркальце заднего обзора, их взгляды неприятно сцепились — и разбежались. Куигли, сидевший рядом с шофером, был в пиджаке и галстуке, которые явно его стесняли. Твидовый пиджак цвета протухающего мяса навис хомутом над рябой шеей детектива. Больше всего Куигли напоминал хулигана, которого так и подмывает скинуть пиджак, галстук и пустить в ход кулаки — насажать всем подряд синяков, а не то всласть поизмываться над ошалевшим от страха слабаком, который не способен достойно принять вызов.

Когда машина въехала на холм, Шерману открылась толпа, запрудившая улицу перед входом в белокаменное здание. Проезжающие машины едва протискивались.

— Что там такое? — спросил он.

— Похоже, демонстрация, — ответил Куигли.

— Де-мон-стрра-сиа? Ха-ха-ха, — сказал шофер. У него оказался певучий акцент и манера нервозно посмеиваться. — В честь чего? Ха-ха-ха-ха.

— В честь нас, — сказал Куигли мертвым голосом.

Шофер глянул на Куигли.

— В честь ва-а-с? Ха-ха-ха-ха.

— Знаешь, что за джентльмен сидит у тебя в машине? Про мистера Мак-Коя слышал? — Куигли мотнул головой в направлении заднего сиденья.

В зеркальце появились глаза шофера, взгляды опять сцепились.

— Ха-ха-ха-ха, — отозвался шофер и умолк.

— Ты не волнуйся, — сказал Куигли. — В эпицентре беспорядков безопаснее, чем на периферии. Это известный факт.

Шофер снова глянул на Куигли и произнес свое «ха-ха-ха-ха». После этого он притих, очевидно прикидывая, кого больше бояться — демонстрантов, к которым приближалась машина, или преступника, сидящего сзади, всего в нескольких дюймах от его пока еще не свернутой шеи. Он опять поймал в зеркальце взгляд Шермана, ухнул в разверстую полость и выскочил прочь с вытаращенными от ужаса глазами.

— Ничего не будет, — сказал Шерману Киллиан. — Там посты полиции. Не дадут им разгуляться. Кстати, каждый раз одна и та же компашка: Бэкон и его люди. Вы что, думаете, в Бронксе кому-нибудь до вас есть дело? Не льстите себе. Это все одна и та же компашка выкидывает одни и те же номера. Чистой воды шоу. Вы только не открывайте рта и не смотрите по сторонам. На сей раз у нас для них сюрприз.

Свернув на Уолтон авеню, автомобиль нырнул в толпу. Толпа смыкалась вокруг всего цоколя огромного здания на вершине холма. До Шермана донесся голос, усиленный громкоговорителем. Послушная этому голосу, толпа поднимала скандеж. Человек, орущий в микрофон, похоже, стоял на крыльце, ступени которого выходили на Сто шестьдесят первую улицу. Над морем голов там и сям торчали камеры съемочных групп.

— Мне ка-а-к — остановить? Ха-ха-ха-ха.

— Езжай, езжай, — сказал Куигли. — Я скажу, когда остановиться.

— Ха-ха-ха-ха.

Киллиан — Шерману:

— Войдем через боковой. — Затем водителю: — А сейчас направо.

— Ну и нарооодищу! Ха-ха-ха-ха.

— Во-во, здесь направо, — распоряжался Куигли, — а насчет этих не беспокойся.

— Пригнитесь, — сказал Шерману Киллиан. — Шнурок поправьте или там еще что-нибудь.

Машина поехала вдоль нижней стороны огромного белокаменного здания. Но Шерман сидел прямо, не сгибаясь. Ничто теперь не имело значения. Когда же начнется? Взгляду предстали сине-оранжевые фургоны с решетками на окнах. Толпа на тротуаре не умещалась, выплескивалась на мостовую. Все лица были повернуты в сторону входа со Сто шестьдесят первой улицы. Голос из громкоговорителя горячил толпу, стоящие на ступеньках крыльца начинали скандеж.

— Чуть влево, — скомандовал Киллиан. — Вот сюда. Вон ту красную фишку видите? Вот тут.

Автомобиль свернул под девяносто градусов к поребрику у стены здания. Человек в форме, напоминающей полицейскую, поднял с середины парковочной площадки коническую пластиковую фишку. Куигли прижал левой рукой к лобовому стеклу какую-то карточку — видимо, чтобы ее заметил полицейский. На тротуаре стояли еще четверо или пятеро полицейских. На них были белые рубашки с короткими рукавами, на бедре у каждого по огромному револьверу.

— Когда я открою дверцу, — инструктировал Киллиан, — становитесь между мной и Эдом — и вперед.

Они вылезли. Куигли был от Шермана справа, Киллиан слева. Люди на тротуаре глазели на них, но никто, похоже, не знал, кто они. Трое полицейских в белых рубашках отделили толпу от Шермана, Куигли и Киллиана. Киллиан ухватил Шермана за локоть и повел к двери, Куигли тащил тяжелый чемоданчик. Полицейский в белой рубашке встал в дверях, потом отступил в сторону, пропуская их в вестибюль, освещенный тусклыми флюоресцентными лампами. Справа была дверь в какое-то, вероятно служебное, помещение. Взгляд Шермана различал черные и серые силуэты людей, сидящих на скамьях.

— Спасибо им, демонстрацию на том крыльце устроили, — сказал Киллиан. Его голос был резким и напряженным. Двое сержантов проводили их к лифту, еще один распахнул дверцу.

Вошли в лифт, сержант шагнул за ними следом. Он нажал кнопку девятого этажа, поехали вверх.

— Спасибо, Брюси, — сказал сержанту Киллиан.

— Не за что. А вот Берни можете поблагодарить.

Киллиан глянул на Шермана, дескать, что я говорил?

На девятом этаже у дверей комнаты, помеченной табличкой «Секция № 60», в коридоре толпились и шумели люди. Выстроившись в цепь, судебные приставы теснили их в сторону.

— Эй!.. Вон он!

Шерман смотрел прямо перед собой. Когда же начнется? Вдруг перед ним возник человек — белый, высокий блондин с глубокими залысинами по обеим сторонам лба. На нем был темно-синий блейзер и галстук в тон, рубашка с полосатым передом и белым жестким воротничком. Тот самый репортер, Фэллоу. Последний раз Шерман видел его у Центрального распределителя… перед тем как войти туда…