Обыскав расстрелянных, мы нашли в лифчиках, корсетах и платьях Царицы и дочерей много зашитых драгоценностей. У Романова, кроме нательного креста (на цепочку которого были надеты медальон и перстень), наполненного фотографиями портсигара, запонок и часов никаких драгоценностей не обнаружили. Чтобы ускорить процесс сжигания трупов, Юровский поехал на одной машине в Екатеринбург за серной кислотой. Привез несколько баллонов и топоры, которыми рубили тела на части. Юровский снова уехал «наводить порядок» в Ипатьевском доме. В особняке Ипатьева все следы расстрела на лестнице уничтожены, попорченная попадавшими пулями стенка заделана и покрашена в прежний цвет. Никто этого не заметил, так как мы нарочно кое-где поцарапали ее. Следы в подвале уничтожены быть не могли из-за нехватки времени и не хотели к тому же пускать туда маляров, так как Юровский, уговорив всех молчать о расстреле на лестнице, происшедшем только по его вине, догадался испортить пулями всю стену подвала, где мы предполагали произвести расстрел»{1171}.

Прежде чем анализировать этот рассказ Белобородова, два слова о том, кто такая Л. Норд. В 1978 году в Париже вышла книга Лидии Норд «Маршал Тухачевский». В предисловии от издательства написано: «Л. Норд не только была женой сослуживца и друга Тухачевского, расстрелянного вместе с маршалом в начале 1937 года, но доводилась родственницей самому Тухачевскому — она была его свояченицей. Поэтому она хорошо знала маршала, его личную жизнь, военную среду и партийную верхушку»{1172}.

Из этого отрывка понятно, что Норд была не рядовым человеком в Советской России, во всяком случае она была знакома с руководящей советской верхушкой, лично знала Сталина, Орджоникидзе, Троцкого, естественно, была в близких отношениях с Тухачевским и его окружением. В связи с этим встреча Норд и Белобородова не представляется случайной. Они встречались как люди одного круга, почти идейные соратники. Нетрудно себе представить, что Норд оказалась за границей после того, как Сталин раздавил заговор военных во главе с Тухачевским. К тому времени, когда была написана статья, Белобородов был уже 11 лет как расстрелян, и Норд могла писать все, что ей угодно. Почти наверняка все, что изложено в статье, является плодом литературной обработки самой Норд. Вся обстановка бывшей царской резиденции, церковный полумрак, Норд в белой шали, насмерть перепуганный Белобородов, бутылка водки, им опорожненная{1173}, его рассказ, произнесенный замогильным голосом, наконец, постоянные муки совести, галлюцинации, которые мучили убийцу, — все это напоминает плохой дамский роман. Представляется странным, чтобы Белобородов в 20-е годы за бутылкой водки рассказывал все-таки не близким ему, хотя и партийным, сотрудникам музея свои переживания, галлюцинации и т. д. Кроме того, в «Исповеди Белобородова» полно грубых фактических ошибок, которые не могли быть допущены реальным Белобородовым. Так, «Исповедь Белобородова» вносит, вслед за «Запиской Юровского», в список расстрелянных никогда не существовавшую «монашку» и «поваренка», т. e. Л. Седнева, которого на самом деле задолго до убийства увели из Ипатьевского дома. Когда читаешь о том, что «монашка» сопротивлялась, а с «поваренком пришлось повозиться» — понимаешь, что Белобородов так же не причастен к своей «Исповеди», как Юровский к своей «Записке». Норд передала в «Русской мысли» какие-то свои общие знания об убийстве Царской Семьи. Конечно, не исключено, что она слышала что-то и от Белобородова, но нельзя ни в коем случае ручаться, что это «что-то» попало в «белобородовскую исповедь». Остается загадкой, что заставило Норд печатать эту статью: погоня за рекламой, искреннее желание поделиться своими знаниями об убийстве Царской Семьи или полученное ею от кого-то задание обрушить на головы читателя очередную дезинформацию.

Между тем, несмотря на то что, скорее всего, Белобородов имел мало отношения к своей «Исповеди», в ней мы встречаем немало любопытных деталей. Если сравнивать «Исповедь Белобородова» с произведениями Юровского, то мы увидим между ними как сходство, так и отличия.

Во-первых, появляется любопытная информация только о пяти убийцах, которых нет у Юровского. Вспомним, что и Медведев говорил о «пяти чужих», которые и убили Царскую Семью.

Во-вторых, подтверждается информация Медведева о том, что его не было в комнате убийства в момент совершения самого преступления. Более того, «Исповедь» подтверждает и показания матери Ивана Старкова, заявлявшей, что, по словам ее сына, вся охрана в ночь убийства была удалена из Ипатьевского дома. «Исповедь» говорит об этом то же самое и в этом частично совпадает с «Запиской Юровского». Вот что говорится по этому поводу в «Исповеди»: «Не доверяя никому, решили сократить число участников расстрела до пяти, чтобы избежать лишних свидетелей. В тот вечер все часовые были сняты в доме и убраны посты со двора. Оставили лишь один караул за забором, на улице». А вот сведения из «Записки» в ее пересказе «старым большевикам»: «Только в последний момент, когда все будет готово к расстрелу, предупредить как часовых всех, так и остальную часть команды, что если из дома будут слышны выстрелы, чтобы не беспокоились и не выходили из помещения и что уже если что особенно будет беспокоить, то дать знать мне через установленную связь». То есть и там, и там говорится, что большая часть охраны находилась в доме Попова. Таким образом, подтверждается максимальная законспирированность преступления.

В-третьих, «Исповедь», в отличие от «Записок», сильно детализирует обстоятельства убийства. Снова появляется чтение приговоренным какого-то документа Юровским, в «Исповеди» он назван «приговором». Приводятся даже конкретные 482 слова этого «приговора». В «Исповеди» между Николаем II и Юровским в момент чтения возникает диалог. Меняется местонахождение стрелявших и убиваемых: по «Исповеди», убийство происходит не в комнате, а на площадке лестницы, ведущей в подвал. Чрезвычайно важная деталь «Исповеди» — это свидетельство о том, что некоторые члены Царской Семьи были еще живы, когда их выносили из дома в грузовик. Причину, почему это столь важно, мы объясним позднее.

Очень важное свидетельство «Исповеди» — это сообщение о том, что Юровский уже после убийства догадался «испортить пулями всю стену подвала, где мы предполагали произвести расстрел».

Свидетельства П. Л. Войкова. Свидетельства одного из ведущих организаторов злодеяния Войкова дошли до нас со слов уже упоминаемого нами Г. Беседовского. Безусловно, этот источник весьма и весьма сомнителен. Тем не менее, как и в случае с «Исповедью Белобородова», Беседовский, занимавший крупные должности в советской номенклатуре 20—30-х годов и действительно знавший многих ведущих советских руководителей, несомненно, владел определенной информацией о действиях