Последние минуты были наполнены невнятной суматохой и суетой. Лорелея и Рафик побежали к себе, собрать вещи для двухдневного путешествия. Маринус сказал, что в Рейкьявике они пройдутся по магазинам и купят одежду потеплее, словно магазины – самое обычное дело. Мне до сих пор снятся лондонский «Хэрродс», «Браун Томас» в Корке и даже супермаркет в Клонакилти. Пока детей не было, Маринус уселся в кресло Эйлиш, закрыл глаза, и тело и лицо Гарри Веракруса стали неподвижными и пустыми, а душа моего старого друга-психозотерика отправилась создавать у офицеров фальшивые, но убедительные воспоминания. Мо смотрела на все это как зачарованная и бормотала, что непременно потребует у меня объяснений. Немного погодя душа Маринуса вернулась в тело Гарри Веракруса; два исландских офицера вошли в дом и объявили, что, как сообщил капитан корабля, президент Исландии также приказывает взять на борт беженца Рафика Байяти, названого брата Лорелеи Эрварсдоттир. Оба офицера выглядели несколько одурманенными и изъяснялись чуть невнятно, будто слегка навеселе. Гарри Веракрус поблагодарил коммандера Аронссона, подтвердил, что дети принимают предложение президента, и попросил доставить на берег свой рундук. Офицеры ушли, а Мо заявила, что уже готова назвать по меньшей мере три закона физики, только что нарушенных Маринусом, но со временем к ним наверняка добавятся и другие.

Вскоре два морских пехотинца внесли кофр из углеволокна. Маринус раскрыл его на кухне и достал десять запечатанных коробок с тюбиками какого-то порошка.

– Сухой паек, – пояснил Маринус. – В каждом тюбике – полторы тысячи калорий, питательные вещества и витамины. Разбавлять водой до консистенции густой жижицы. К сожалению, на складе был только концентрат пиццы по-гавайски, но, если притерпеться к привкусу ананаса и сыра, вам обеим этого хватит года на три. Все-таки лучше, чем ничего… А кроме того… – Маринус вытащил четыре планшета в чехлах и вручил один мне, объяснив, что все четыре соединены эфирнетом. – Один тебе, один мне, и по одному для Лорелеи и Рафика. Не то же самое, что вживую на кухне, но они все-таки не исчезнут из твоей жизни, как только мы обогнем полуостров. Планшеты заряжаются биоэлектронно, достаточно просто подержать их в руках, никакие солнечные батареи не нужны.

Рафик крикнул с лестницы:

– Мистер Маринус, а в Исландии есть зубные щетки?

– На всю жизнь хватит. И стоматологи тоже имеются. И зови меня просто Маринус.

– Класс! Холли, а что такое стоматолог?

Туман развеивается. Сумерки затягивают залив Данманус, а мы – Лорелея, Рафик, Маринус, шесть исландцев, Зимбра и я – стоим на причале, и все происходит на самом деле. Мо остается у калитки, потому что с вывихнутой щиколоткой тяжело спускаться по крутой и каменистой тропе к причалу. Стоическое выражение ее лица и детские слезы дают понять, что́ вот-вот ожидает и меня.

– Закутайтесь хорошенько, – говорит детям Мо, – и помашите Дунен-коттеджу, когда корабль выйдет из залива. Я тоже вам помашу.

Сторожевой корабль полускрыт темнеющей громадой мыса Мизенхед. Присутствие судна выдают лишь пятна света. В любой другой вечер стального гостя окружили бы лодки и шлюпки, но сегодня все слишком потрясены трагедией в Килкрэнноге, поэтому исландский корабль пребывает в гордом одиночестве.

Рундук Маринуса грузят в моторную лодку, пришвартованную к бетонной опоре причала. Теперь в рундуке лежит одежда детей, их любимые книги, шкатулка Лорелеи, ее скрипка и коробка Рафика с крючками, поплавками и мормышками – Маринус утверждает, что в Исландии отлично ловятся лососи. Рафик не снимает с шеи ключ от Дунен-коттеджа – то ли случайно, то ли умышленно, не знаю, но это его ключ. Мальчик подбирает с берега два белых камешка и сует их в карман просторной куртки. Мы втроем обнимаемся, и если бы можно было выбрать мгновение, чтобы застыть в вечности, как когда-то Эстер Литтл, которая в оцепенении провела несколько десятилетий во мне, то я выбрала бы вот это. Ифа тоже здесь, в Лорелее, как и Эд, как и Зимбра, с его с холодным носом и нервным поскуливанием. Пес знает, что происходит что-то важное.

– Спасибо за все, ба, – говорит Лорелея.

– Да, – говорит Рафик. – Спасибо.

– Для меня это большая честь, – говорю я.

Мы размыкаем объятья.

– Береги их, Маринус, – прошу я.

Поэтому я и приехал, отвечает он мысленно, а вслух произносит:

– Конечно.

– Скажи от меня «до свидания» Иззи и всем О’Дейли и… вообще всем, – просит Лорелея; глаза у нее слезятся, но не от холода.

– И за меня тоже с ними попрощайся, – добавляет Рафик, – и пусть мистер Мурнейн меня простит, потому что я так и не выполнил домашнее задание на деление.

– Вы сами им все это скажете, – говорит Маринус, – по планшетам.

Я не могу вымолвить «Прощайте!», потому что это слово исполнено мучительной неотвратимости, но и сказать «До свидания» тоже не могу, потому что вряд ли когда-нибудь снова встречусь с этими самыми дорогими для меня людьми. Этого уже не случится. Я улыбаюсь, хотя у меня до боли сжимается ветхий лоскут сердца, и смотрю, как лейтенант Эриксдоттир помогает Лорелее и Рафику сесть в лодку, а за ними следует молодой и такой древний Маринус.

– Мы выйдем на связь, как только прибудем в Рейкьявик, – кричит он мне из лодки. – Скорее всего, послезавтра.

– Отлично! Буду ждать, – кричу я в ответ; мой голос тонок и напряжен, как туго натянутая скрипичная струна.

Рафик и Лорелея смотрят из лодки, не зная, что сказать. Маринус мысленно желает мне удачи, и я понимаю, что ему известно и о вернувшемся раке, и о надежно припрятанных ампулах «чернички» на крайний случай. Не доверяя своему голосу, я киваю Гарри Маринусу-Веракрусу. Высокий морпех отвязывает шлюпку и отталкивается от причала. В соснах Нокруэ ухают совы. Подвесной мотор с урчанием оживает. Лорелея застывает, как изваяние, а потом вздрагивает, и я вдруг ощущаю, как ей страшно, потому что страшно и мне. Вот он, рубеж невозврата. Моторка по крутой дуге отходит от пирса. Пряди волос хлещут Лорелею по лицу. Взяла ли она шерстяную шапку? А, уже все равно. Над горой Нокнамадри на мысе Мизенхед покачивается пара расплывчатых, перекрывающих друг друга лун. Утираю глаза обшлагом старой флиски, и два спутника Земли снова становятся одним. Бледно-золотым и исцарапанным. Я поеживаюсь. Нас ждет холодная ночь. Моторка несется прочь на полной скорости по темным волнам, и Рафик машет рукой, и Лорелея машет, и я машу в ответ, пока не перестаю различать их силуэты в шумной туманной синеве, а за подвесным моторчиком ширится белый бурун… Но недолго. Набегающие на берег волны стирают следы исчезающей лодки, и я тоже словно бы стираюсь, исчезаю, превращаюсь в невидимку. Прежде чем начнется новое путешествие, старое должно подойти к концу, ну, типа того.

Мишель ван дер Аа, Лайза Бабалис, Том Барбаш, Авиде Баширрад, Мануэль Берри, Джон Бойн, Доминика Бояновска, Адам Брофи, Эмбер Бурлинсон, Никки Бэрроу, Кен Бюлер, Хуан Габриэль Васкес, Лана Вачовски, Дэниел Галера, Талли Гарнер, Клэр Гатцен, Сэм Гринвуд, Доминик Гриббен, Луиз Деннис, Уолтер Донохью, Маргарет Дрэббл, Кадзуо Исигуро, Триш Керр из книжного магазина «Kerr’s Bookshop» в Клонакилти, Джессика Киллингли, Мартин Кингстон (основатель Килкрэннога), Кэти Китамура (прости, что я разбудил Рю), Рейчел Клементс, Патрик Кокберн и его книга «Оккупация», Тоби Кокс, Эван Кэмфилд, Хари Кунзру, Сьюзен Кэмил, Кэти Макгоун, миссис Макинтош, Кейтлин Маккенна, Салли Марвин, Сет Марко, Ник Марсонт, Мерик Мекик – искатель сокровищ, Иэн Монтефиоре, Рэй Мурнейн, Нил Муррен, Лоуренс Норфолк и его семья, Аласдер Оливер, Хейзел Орм, Дэвид Пис, «Фиаско» Томаса Э. Рикса, Джина Сентрелло, «Вес горчичного зернышка» Уэнделла Стивенсона, «Нет истинной славы» Бинга Уэста, Сьюзен Флетчер, Доминик Фортье, Кирстен Фостер, Софи Харрис, Александр Хемон, Кейт Чайлдс, «Имперская жизнь в Изумрудном городе» Раджива Чандрасекарана, Ноа Чейсин, Камилла Янг. Прошу прощения у всех, кого я не упомянул – не от неблагодарности, а по забывчивости.