Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И что тут интересного? — спросила я.
— Ничего. Очень хорошо, когда такие истории не вызывают интереса. О них быстро забывают. Прошла пара лет или чуть больше, и появился наследник. В год убийства сыночку богатой дамочки и шестнадцати не исполнилось. И вроде бы он в то время жил на даче у бабушки. О нем тогда и не вспомнили. Ребенок, он и есть ребенок. Но через четыре года мальчик повзрослел и переехал жить в Прибалтику. Купил дом у моря, открыл сеть ресторанов с экзотической кухней, обзавелся хорошими машинами и, что удивительно, прекрасно ужился с властями. Ему даже гражданство предоставили. Вот что значит золото. У него нет границ. Везде живут все те же люди. Для России он уже отрезанный ломоть, и кто что докажет спустя столько лет. Поезд ушел, каждый вправе делать свои выводы. Но на все вопросы есть только один ответ. Единственный сын, единственный наследник. Мужиков можно, как рыбок, разводить, а детей не наплодишь.
Нина взяла с подноса коктейль и перешла на другую тему. Шло время, но этот рассказ не выходил у меня из головы. Я потеряла покой, но заноза застряла глубоко в моем сознании, и мне не удалось ее вытащить.
Я часто наблюдала за матерью и думала. Как она ухитрилась в короткие сроки превратиться в Клеопатру, Хозяйку Медной горы, властную и себялюбивую? А если приглядеться, она из того же материала, что и остальные смертные. Маленькая хрупкая женщина с амбициями Наполеона. Одно движение, и ее нет. Буду ли я плакать у ее гроба? Принесу ли я цветы к ее могиле? У меня не нашлось ответов на эти вопросы…»
Дневник лежал на тумбочке, а девушка крепко спала. На южном небе поднималась луна и появились первые звезды. Где–то лаяли собаки, под окнами стрекотали цикады, и аромат цветов наполнил теплый воздух изысканными благовониями.
Двое мужчин встретили Андрея Сигалова возле гаражей, где он ставил свою машину. Молодые, видные, один в штатском, другой с погонами майора милиции. Подошли, представились. Первым заговорил Рогов. Говорил тихо, осторожно, будто нес переполненный кувшин и боялся пролить.
— У вас здесь не соскучишься, все про всех все знают.
— Вот и хорошо. У нас скрывать нечего. А вы, я вижу, себе на уме. Чего кота за хвост тянете? С Димкой что случилось?
Милиционеры переглянулись.
— Вы ух нас извините, Андрей Иваныч, но будет лучше, если мы откроем рот последними. Нам есть что скрывать, вы тут в точку попали. Могу сказать одно: повода для волнений пока нет. Вряд ли наши проблемы могут коснуться вашего семейства.
— Мастаки вы воду лить.
— Ну мы же сыскари. А вдруг ошиблись, а человека обидеть можно.
— Ну я–то детективы не читаю. Мусор. Говорите толком.
— Вы беспокоитесь о Дмитрии? Кто он?
— Мой племяш из Москвы. Мы его телеграммой вызвали. Сестра померла, а добро ему оставила. Вчера он приехал, а сегодня утром запропастился. Ушел с каким–то типом и с концами,
— На милицейском «москвиче»?
— Нет. На «волге».
Сыскари вновь переглянулись.
— Хорошо. А Дмитрий к вам на машине приехал?
— Да. На «фольксвагене». В первом боксе стоит.
— Можно на машину взглянуть? Мы ничего трогать не будем.
— А там и трогать нечего. Я вещи в дом отнес.
Сигалов подошел к гаражу и набрал кнопочный код на встроенном в стену блоке. Тяжелая железная дверь тут же поднялась вверх.
Осмотр длился две минуты. Майор указал Рогову на листок в блокноте, где был нарисован чертеж дороги.
— Тот, кто рисовал эту картину, раньше нас должен быть здесь, однако его нет. Не зря мы сорвались с места. По словам Колесникова, парня зовут Антон. А выдавал он себя за Аркадия Фролова. Как мне доложили в управлении, Аркадий сидит в московской квартире и с тоской смотрит на дождливую погоду. В отпуске он.
Сигалов ждал их у ворот и курил. Человек нервничал, и Рогов не решился задавать лишние вопросы.
— Вот что, Андрей Иваныч. Не люблю никого огульно охаивать и в провидцы не гожусь. Я не знаю, с кем уехал ваш племянник, но о таком человеке нам ничего не известно. Мы, пожалуй, посидим в своей машине и подождем Дмитрия. Может, объявится.
— В какой машине?
— Белая «волга». У ворот вашего дома стоит.
— Ладно, это вы бросьте, мужики. Зайдите в дом, как люди, сядьте за стол, там и потолкуем.
— Но нам и сказать вам нечего.
— Тогда я вам кое–что расскажу. За беседой и время идет быстрее.
Они направились к дому. Сигалов шел впереди, широко шагал и что–то бурчал себе под нос. Он не любил, когда из него делали болвана.
С другой стороны улицы к той же калитке торопился Антон. Усталый и разбитый, с болячками на коленях и пустым желудком. Он почему–то думал, что его исчезновения никто не заметил. Стоит ему незаметно прошмыгнуть в теремок, переодеться, умыться, и он предстанет перед родными в новом свете. После тяжелой встряски он решил, что обязан рассказать правду. А вдруг он погибнет и они похоронят его под чужим именем? Нельзя так, и нечестно, и глупо. Пусть будет горькая правда. А там, глядишь, вдруг они и оставят его у себя.
Антон входил в калитку и краем глаза заметил, как из–за угла вышел Андрей Сигалов. Антон хотел пойти ему навстречу, но увидел, как следом появился человек в милицейской форме, а за ним второй. Все попали в зону света уличного фонаря, в то время как калитка находилась в тени.
У обочины стояла белая «волга». Антон впервые увидел эту машину. Как они некстати! У мальчишки защемило сердце. Он вошел в сад и скрылся в тени деревьев.
Люба услышала мужские голоса, когда возилась в саду. Трое мужчин во главе с ее братом приближались к дому. На одном из них была милицейская форма. Люба перекрестилась.
— Бог мой, что еще случилось? Вы что горланите, мужики! Девочку разбудите.
Она сбросила с подола яблоки, отряхнула сарафан и вышла гостям навстречу.
Даша вздрогнула и открыла глаза. В комнате дремала темень. Голубой свет луны очертил на полу рисунок окна. Девушка приподнялась на локтях и прислушалась. Где–то поблизости разговаривали люди. Она