И всё же даже оглушённый звуками битвы Рихард услышал, как ударили колокола на всех колокольнях, как радостно вскричали горожане. Лорд Эдвин высадился на сушу. И тут, словно бы обе-зумев оттого, что им вот-вот придётся погибнуть на глазах друзей, Рихард вскричал: «За Герту! Сопротивляйтесь, отважные молодцы, ко мне – все, кто может!»

Оставшись вместе с полудюжиной воинов, Рихард попытался собрать остальных; он отчаянно бился, но великий меч его с каждым ударом взлетал всё ниже, и вот Льюкнар увидел Рихарда посреди кольца павших врагов, меч его вспыхнул в последний раз, и Рихард, покрытый множеством ран, пал на землю и умер, наконец погрузившись в покой.

Льюкнар и сам получил тяжёлые раны; обессилев от боли и потери крови, он едва держался посреди отряда друзей… Падали уже и те немногие, что оставались рядом с ним… падали под мечом, топором и стрелой. Но тут, о! Распахнулись большие ворота. Крик («Эдвин – за Герту!») потряс всё вокруг, и свежие тысячи выехали на мост. Началась сеча, и горожанам удалось вынести тела – хотя бы Льюкнара и Рихарда.

Пираты были отброшены в лагерь, но не продержались там долго… Немедленно между их шатров пронеслась весть о том, что король Боррас погиб. Хуже того, закатилась луна, и едва побагровел восток через час после её заката новые копья сверкнули под первыми лучами солнца: это пришёл авангард победоносной армии лорда Хью, шедшей на выручку к прекрасному городу.

С ними покончено, отважные сыновья тех, кто вышел на запад! Боррас убит, Джерард убит, Эрвельт зарезан, жизнь оставляет тело Зибальда вместе с кровью; только Роберт бежал, но и он утонул в реке во время переправы.

«Коты» горят, петрарии рассыпались пеплом, весь лагерь в огне, а враги повсюду бросают оружие и просят пощады. И вот их уже нет: остались только убитые, раненые и пленники.

А вот и вестник, бледный и измученный, является перед Гертой и становится на колени.

– Государыня! У меня есть для тебя весть.

О, Герта! Ты уже слышала эти слова.

– Поспеши, добрый человек, – отвечает она, – ибо война заканчивается.

И улыбка, полная тихой радости, осеняет её бледное лицо.

– Три дня назад, – говорит он, – император попытался пройти через перевалы. Он сам и три его полководца погибли, и лорд Эдольф скоро будет здесь.

– Слава Богу! – отвечает она. – Но, бедный мой, чем же вознаградить тебя? Ах! Он побеждён сном…

Гонец пал перед ней, припав лбом к ногам Герты… Она протягивает руку, пытается поднять его… Он мёртв.

– Ну, а люди короля Борраса, пусть раненные, идут в наши госпитали, где их, быть может, научат любви, о которой они и не слыхали. А убитых пусть похоронят, пусть лежат они под землёй, под травой – между корней той земли, которую пришли покорять. А пленные пусть уйдут без оружия, но с едой на всю дорогу – пусть уходят к себе, за рубеж, и никогда более не тревожат добрую землю, чтобы с ними не случилось чего худшего.

Свежим утром во плоти – ибо дух её был далеко – восседала королева Герта посреди своих лордов и рыцарей, и среди радостных лиц лишь её одно оставалось спокойным и ясным, но и она была счастлива.

Тут в самую середину великого зала внесли Льюкнара, умиравшего от многих ран… Он не терзался от боли, душа его разлучалась с телом спокойно, словно бы предельно утомлённая жизнью.

Поднявшись с трона, Герта направилась навстречу носилкам, и тут затрепетали гобелены на стенах зала, и ветер ворвался в открытую дверь, и Герта очнулась, как бы вернувшись духом от Олафа.

Тогда посмотрела она на Льюкнара, как он и надеялся – так, как подобает королеве глядеть на своего верного подданного; прежде, замечая его, она ощущала некоторую неловкость – что-то вроде жалости, – и такое чувство было неприятно ей. В душе женщины менее постоянной, чем Герта, оно могло бы превратиться в любовь. Однако чувство это оставило королеву, и Льюкнар понял это по выражению её глаз.

Чуть приподнявшись, он с трудом проговорил:

– Королева Герта, я явился, чтобы проститься с тобой на малое время.

– Бедный Льюкнар, ты так любил меня!

– Нет, – возразил он, – счастливый Льюкнар, и я по-прежнему люблю тебя. Кто знает, быть может, настанут дни, когда всякий разочарованный влюблённый будет говорить так: «О! Если бы только я мог стать таким, как Льюкнар, павший за королеву Герту в прежние времена».

– Так и будет, – сказала королева. – Прощай, сэр Льюкнар.

О, с каким пылом пожал он её пальцы!

– Счастливый Льюкнар, – негромко пробормотал он, и со словами «Господи, в руки Твои…» погрузился в забытье.

Вскоре не отходившая от него Герта ощутила, что держит мёртвую руку. Высвободив свои пальцы, она сложила обе руки покойного на груди. После тело безмолвно вынесли, и по златотканым гобеленам вновь пробежал шорох – с ним унёсся вдаль и дух Герты.

Немного спустя, когда великое солнце поднялось повыше, запели трубы, и колокола ударили на всех колокольнях: пришёл Эдольф.

И конец сделался совсем близок.

В тот полдень на небе не нашлось ни облачка, стих ветер, и наступила великая ясность, а потом лёгкая дымка начала восходить от влажной земли, в которой растворяется всякое прекрасное создание.

Герта появилась из самой середины окружавших её на широком балконе и стала перед людьми – простоволосая и спокойная; и сердце каждого пронзило её чистое слово.

– Бог явил нам свою милость, друзья, – мы победили, и теперь я прошу вас отпустить меня, как вы обещали. Быть может, вы будете горевать о моём уходе и часто желать моего возвращения, но я не могу не уйти. И ухожу не только потому, что хочу: я не могу иначе. По-моему – нет, я уверена в этом, – так будет лучше и для меня, и для вас. Если я побуду королевой подольше, вы разочаруетесь во мне, хотя по любви и не станете говорить этого вслух.

Поймите! Я – просто Герта, крестьянская дочь, и вы любили меня так сильно лишь потому, что дух вашего покойного государя воплощался во мне. Но – останься я править – окажется, что я всего только Герта; посему я должна уйти. И если вы согласны, пусть Барульф – старый, но мудрый – станет теперь королём.

Она умолкла, и настало скорбное молчание, потом поднялся смущённый шум: плач и рыдания смешивались с пылкими возражениями… Герта же стояла на балконе, спокойно опустив руки; в ней уже угадывалась некая отстранённость. Потом она молвила:

– Примете ли вы Барульфа своим королём? Если примете, то скажите это, порадуйте меня. И прощайте.

Все закричали:

– Барульф! Храни Боже короля Барульфа!

О! Посреди поднявшихся криков она исчезла – словно ангел, являющийся с неба, когда Господь посылает его, и возвращающийся обратно, услышав зов Божий.

* * *