Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 210

Все выведены на чистую воду.

Раневская ничего об Ахматовой не написала — только воспоминания о воспоминаниях.

Меня спрашивают, почему я не пишу об Ахматовой. Отвечаю: не пишу потому, что очень люблю ее.

Д. ЩЕГЛОВ. Фаина Раневская. Монолог. Стр. 50

А мне это напоминает Бродского: «Сидишь рядом с великим человеком, а сказать нечего». А если Раневская что-то действительно сожгла, как говорят, — то это подтверждает еще более худшие подозрения.

Надежда Яковлевна говорила Варе: «Варька, если я буду себя вести, как Анна Андреевна, скажите мне».

Н. В. Панченко.

Осип и Надежда МАНДЕЛЬШТАМЫ в рассказах современников. Стр. 303

Об Ахматовой помнят какие-то маловыразительные истории, которые и о простых-то людях лучше не запоминать. Никто не запомнил о ней ни одной выдающейся истории, ее принципиальной оценки, решительного жеста — если только речь не шла о взрыве ее «гнева» в защиту своего непоколебимого величия.

Самуил Яковлевич всегда посылает за ней машину. «На его машине я не поеду: у него грубый шофер. В прошлый раз он спросил у меня, не купила ли я уже собственную машину. Я ответила: “Я живу в Ленинграде, и когда куплю себе свою — вам от этого все равно легче не станет”».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 416

Я приехала на Ордынку в такси. Анна Андреевна была не готова, машина строго тикала внизу; но она не торопилась. В халате спокойно пила кофе в столовой и ела свой творог. Спешить — это ей вообще несвойственно. Выпила две чашки, потом ушла переодеваться к себе. «Шток говорит: ваши солдатские восемь минут». Солдатские восемь минут длились, разумеется, все штатские двадцать.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 300

Это она просто хотела похамить.

Вообще к старости она стала сердиться по всяким пустякам, часто раздражалась по всяким пустякам, часто раздражалась без причины. Однажды я была у нее в больнице и спросила, что привезти в следующий раз. Она сказала — боржом. Когда я притащила тяжелую сумку с бутылками, то услышала: «Он мне совершенно не нужен, можете увезти его обратно». Но любящие ее люди на это не обижались, ведь по натуре она была добра, деликатна, участлива.

Наталья РОСКИНА. Как будто прощаюсь снова… Стр. 529

И глаза добрые-добрые.

Зазвонил телефон. Только что Анна Андреевна казалась мне некрасивой, старой, обрюзгшей, и вдруг на моих глазах совершилось столько раз мною виденное ахматовское преображение. Исчезла беззубость, исчез большой живот. Властно взяла она трубку. Царственным движением откинула шнур. Повелительно заговорила.

Не дослушивая и не допуская возражения, она произнесла, что раньше декабря — января вечера ее устраивать не следует, что за 50 лет литературной работы она заслужила обдуманный, профессионально исполненный вечер, а не самодеятельность. Не дослушав, она раздавила чьи-то возражения, попросту положив трубку на рычаг.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 555

С зарубежными же корреспондентами Ахматова была исключительно корректна.

С. КОВАЛЕНКО. Проза Анны Ахматовой. Стр. 393

«Толя, а покажите, как Анна Андреевна входит в кабину». А входила она, сперва сосредоточенно глядя перед собой, потом делала грузный шаг внутрь и сразу поднимала глаза на зеркало, уже успев чуть вытянуть вперед губы и приподнять подбородок. И я это изобразил. Она обиделась ужасно, несколько дней едва со мной разговаривала.

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 384

Мне будет восемнадцать лет, это нелепо! Мои незрелые таланты, мои надежды, мои привычки, мои капризы сделаются смешны в восемнадцать лет.

Мария БАШКИРЦЕВА. Дневник. Стр. 226

А Анна Ахматова считает, что она не смешна в 75.

Свое восхищение я выражала так: «Вам не кажется, мэм, что вы просто гений?» «До чего вы сегодня красивы, мэм!»

Наталья ИЛЬИНА. Анна Ахматова, какой я ее видела. Стр. 575

В гости ей всегда приходилось брать с собой какую-нибудь спутницу — ведь она боялась выходить одна. В Москве мы никуда вместе не ходили. Причин этому было много, а главная — она при мне не могла разыгрывать даму, боялась встретить мой насмешливый взгляд. А кроме того, ей хотелось быть в центре внимания, а в последние годы она боялась, как бы ей не пришлось разделять это внимание со мной.

Н. Я. МАНДЕЛЬШТАМ. Из воспоминаний. Стр. 320

Пишет, пишет, полемизирует — пишет ведь не свое, не о жизни, а «опровержения», — а жить осталось так мало, а она все:

Я стою у кого-то на пути, мешаю кому-то. Между прочим, когда статья появилась, я лежала в больнице под кислородом.

12 июня 1962.

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 194

О чьих-то стихах:

Там борьба со мной! Не на живот, а на смерть!

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 89

По мнению Анны Андреевны, многие страницы книги Страховского написаны со слов поэтессы Ирины Одоевцевой. «Такое может изобрести только баба. Яд, яд обо мне». Между тем Одоевцева в своих воспоминаниях («На берегах Невы») говорит об Анне Андреевне весьма уважительно.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 676

«В газете «Monde» напечатана моя биография». Тут я вздрогнула: опять чья-нибудь ложь?

Ну почему ложь? Могли быть неточности — никто не обязан знать в деталях ее жизнь, она не Пушкин, чтобы ее изучать, и то белые пятна есть.

Опять ее безудержный гнев? После инфаркта? «К моему удивлению, — спокойно продолжала Анна Андреевна, — все правда, до последней запятой. А кончается словами: премию нынешнего года следовало присудить автору «Реквиема».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 307

Последние годы жизни прошли только в этом: как выбить Нобелевскую премию.

…Встреча в Москве с Джанкарло Вигорелли, председателем Европейского литературного сообщества, кажется, им самим и организованного. Ахматова принимала его на Ордынке: на ордынском совете решено было, что удобнее и эффектнее всего сделать это в «детской», полулежа на кушетке. Она надела кимоно, припудрилась и прилегла, опираясь на руку, — классическая поза держательницы европейского салона, мадам Рекамье и др. — на что-то в этом духе и был направлен замысел сценария; плюс сразу возникшее сходство с рисунком Модильяни. Вигорелли вошел в комнату, остановился в дверях, картинно отшатнулся, картинно раскинул руки, воскликнул: «Анна!» Она подняла ладошку, легонько помахала ею в воздухе и произнесла не без строгости: «Привет, привет». Он поцеловал ей руку, сел на стул и заговорил сразу деловым тоном.