— Эй! — крикнул он администратору. — Свяжитесь с Марией, срочно. Пусть закажет чартер в Лондон и сюда в Москву. И пусть позвонит Ахмету по этим телефонам, скажет номер борта и когда вылет. И пусть пошлет кого-нибудь из девочек, чтобы взяли его паспорт, у него виза одноразовая. Чтобы завтра утром была новая виза, он должен обратно лететь. Самолет пусть ждет… часов до шести вечера… Больше нас не беспокойте. Только если Ларри позвонит.

Ахмет возник в клубе далеко за полночь. Отпущенный Платоном Федор Федорович доедал в банкетном зале десерт, а сам Платон сидел у себя в кабинете и что-то чертил на бумаге, игнорируя телефонные звонки и отмахиваясь от периодических визитов администратора. Когда доложили о появлении Ахмета, Платон встрепенулся и приказал немедленно позвать Федора Федоровича.

— Я с ним сам буду говорить, — сказал он. — Вы послушайте. Есть одна идея.

Федор Федорович пристроился в углу и приготовился слушать.

Участие в конференции, проводившейся в Лондоне Институтом Адама Смита, сказалось на Ахмете положительно. Он вошел в кабинет, распространяя изысканный аромат дорогого одеколона, и от его длинного, оливкового цвета пиджака будто исходило сияние, отбрасывающее на лица Платона и Федора Федоровича блики потустороннего, заграничного света. В руках он держал продолговатую коробочку, отделанную светло-голубым бархатом.

— Дорогой, — проникновенно произнес Ахмет, троекратно целуясь с Платоном, — дорогой! Я так рад, что ты мне позвонил. Я по тебе соскучился, матерью клянусь. Всего три дня не виделись, а так соскучился. Посмотри, я тебе подарок привез. Нравится?

В коробочке лежали наручные часы «Патэ Филипп». Пока Платон разглядывал часы, Ахмет оглянулся и обнаружил в углу Федора Федоровича.

— Дорогой Федор Федорович, — восхитился он неожиданной встречей, — как хорошо, что вы как раз здесь! А я думаю — завтра лететь обратно, как же я увижу Федора Федоровича? Я по вам так скучал, так скучал. Клянусь, если бы мы не увиделись, я бы никуда не улетел. Я вам тоже маленький подарок привез. Платон, дорогой, — обратился он к хозяину кабинета, — позвони, пожалуйста в свой звонок. Пусть мне принесут из машины маленькую кожаную сумку. Такую черную.

В маленькой кожаной сумке обнаружилась еще одна коробочка, но не с «Патэ Филипп», а с брегетом «Лонжин».

Усевшись за стол, потребовав чаю с вишневым вареньем, пирожков и рюмку коньяку, Ахмет долго рассказывал, какой богатый город Лондон, как его там принимали, как он нашел ресторан с настоящей каспийской черной икрой и как он познакомился в Сохо с девочкой из Санто-Доминго, от которой его и оторвал звонок Платона.

— Какая девочка! — восхищался он, щелкая пальцами. — Какая девочка! Совсем по-русски не говорит. Но все понимает. Такая замечательная. Просто ребенок. Я ей три тысячи долларов подарил, клянусь этим столом. Сказал — пусть купит себе то-се. Чулочки, сумочку, туфли красивые… Правильно я сделал?

Допив чай с коньяком и выговорившись, Ахмет растянулся в кресле и спросил:

— Ну, как у нас тут? В «Инфокаре»? Все нормально?

— Витя Сысоев погиб, — сказал Платон. — Завтра похороны.

— Ай-яй-яй, — на лице Ахмета появилась искренняя скорбь. — Не может быть! Такой хороший парень… Убили?

— Нет, — ответил из угла Федор Федорович, опережая Платона. — Несчастный случай. Забыл дома ключи и решил от соседей сверху по буксировочному тросу спуститься. Уже у себя на балконе был, но голова закружилась, и сорвался. С пятого этажа.

Ахмет огорчился еще больше.

— Что нужно, Платон Михайлович? — спросил он. — Надо охрану выставить? Я завтра же ребят пришлю. Сколько? Десять, сто, двести… только скажи.

— Не надо, — сказал Платон. — Сам приходи… Тут другое дело. Устрой мне переговоры с Фрэнком.

Нельзя сказать, что приветливость Ахмета уменьшилась хоть в какой-то степени. Но чуть заметная тень набежала на глаза, затуманенные скорбью по причине сысоевской гибели, да около рта прорезалась небольшая складочка.

— Платон Михайлович, — торжественно и с легкой обидой произнес он, — дорогой Платон Михайлович, я в «Инфокаре», можно считать, с первого дня. Уже сколько лет! Еще «Инфокара» не было, а я уже был. За мной «Инфокар» всегда как за каменной стеной. Кто бы ни приходил — я всегда стоял за «Инфокар». Только выйду, только слово скажу — и все. Помните, как я Лёню спас? Их сто человек было — я один приехал. Только крикнул — все тут же уехали и больше не появлялись. Клянусь этим столом. Вы спросите у Ларри Георгиевича, он вам подтвердит. У кого хотите спросите, все скажут, что так и было. Я за «Инфокар» любому башку отверну. Вся Москва знает. Я ведь только о чем прошу, — Ахмет поднял руку и загнул указательный палец, — вы с кем-то переговоры ведете, по бизнесу, по финансам, — меня позовите. Я тихо в углу посижу, послушаю. Это будет стоить — ерунду — пять процентов, три процента, один процент. Но потом проблем не будет. Неважно, кто там — Михась, Сильвестр или этот… Фрэнк… — приползут на коленях, все принесут да еще спасибо скажут, что с ними по-людски разговаривают. Я знаю, как с ними разговаривать. А вы меня зовете, когда уже проблемы. Зачем вам с Фрэнком разговаривать? Не надо. Вам с ним встречаться не нужно. Вы ученый человек, серьезный бизнесмен, вам не надо с Фрэнком встречаться. Мне скажите…

Платон услышал за спиной покашливание Федора Федоровича, задумался на секунду и сменил тактику.

— Ахмет, скажи, а тебе не приходилось слышать, что у Фрэнка новые друзья появились? Из органов? Вроде как «крыша».

Ахмет, тоже оценивший присутствие Федора Федоровича, глубоко задумался.

Потом, проникновенно глядя на Платона, произнес длинную тираду, смысл которой сводился опять же к тому, что он все эти годы грудью защищал «Инфокар», что по ряду вопросов с ним обязательно надо советоваться, что каждый, обидевший «Инфокар», рано или поздно ответит за это перед ним, Ахметом, и что если Платон Михайлович даст команду, то завтра же братва пойдет по следу любого, сядет кому угодно на хвост и всех накажет. А встречаться ни с кем не надо. Договорив до конца, он зевнул, стыдливо прикрывшись ладошкой, и сказал:

— Я, Платон Михайлович, поеду домой. Если можно. Я так устал, так устал. Эта девушка из Санто-Доминго, такая замечательная девушка. Клянусь, никогда так не уставал. Я завтра утром приеду, перед самолетом, с Виктором попрощаться. А насчет Фрэнка вы не сомневайтесь, если что — принесет деньги в зубах. Вы мне только команду дайте, и все будет нормально. Принесет. Рано или поздно.

Когда Ахмет, обнявшись на прощание с Платоном, вышел из кабинета, Платон вопросительно посмотрел на Федора Федоровича. Тот кивнул.

— Знает. Все знает. И не полезет в это дело ни при каких условиях. Если он вам устроит встречу, к нему появятся вопросы. А подобные радости ему ни за какие коврижки не нужны. Платон Михайлович, если не секрет, зачем вам встреча с Фрэнком?