— О святой отец, он открыл мне — могу ли я верить? — что его зовут Чарльз и что он мой родной брат по отцу, мой брат, которого все считают погибшим в трехлетнем возрасте…

Тоненькая восковая свечка вдруг затрещала и наклонилась, готовая упасть. В капелле, сыроватой и прохладной, сделалось чуть темнее. Отец Бенедикт выпрямил свечу, снял нагар, и маленький огонек замерцал снова. Он тихо обнял девушку за талию и, увлекая ее из молельной, заговорил убедительным, ласковым тоном наставника:

— Белла, судить о том, с какими целями этот молодой человек, под угрозой разоблачения и смерти, явился в Бультон, нам с вами не дано. Не дано нам и знать, правду ли говорят его уста или же он просто хитрый самозванец, задумавший обмануть вашего отца.

— Но он ненавидит моего… то есть, по его словам, нашего отца! Он не хочет открывать ему свое имя. Он преисполнен вражды и ненависти к богатству и славе отца.

— Не будем судить его, Белла. У нас нет этого права. Вы исполнили свой долг перед Всевышним, и он просветит ваш разум. Но ради сбережения сил вашего отца, подорванных недугом, боже вас упаси сделать ему хотя бы малейший намек об этих открытиях. Не вздумайте написать ему в Италию про эти тайны. Скажите, больше никто о них не догадывается? И еще: кто же его спутник, этот индус Наль Рангор Маджарами?

Уже на пороге молельни Изабелла задержалась. Патер заметил румянец, выступивший у нее на лице.

— Этот человек тоже участвовал в той странной игре, в… обмане городских властей… Он выдавал себя за офицера королевских войск, кавалера де Кресси. Вы помните его, святой отец?

— Да вознаградит вас Господь за вашу веру в его недостойного слугу! Остерегайтесь этих людей, Изабелла, ибо мы не знаем их намерений! Избегайте их. Пишите мне из Лондона обо всем, что будет тревожить и смущать вашу чистую душу.

И, осенив склоненную голову девушки крестным знамением, отец Бенедикт открыл дверь в свою приемную, где гувернантка Изабеллы мисс Тренборн уже начала проявлять признаки нетерпения.

Однако старая леди устыдилась этих чувств, взглянув своей воспитаннице в лицо. Оно было просветленным, и, казалось, сама небесная благодать незримо снизошла на это детски-невинное лицо с большими правдивыми глазами.

Глава двадцать вторая

Старый роялист

1

Лондонская почтовая карета высадила перед подъездом «Белого медведя» путешественника в потертом дорожном плаще и его слугу. В гостинице приезжий взял номер и стал подробно расспрашивать лакея о деятельности бультонских таверн, ресторанов и прочих заведений, промышляющих виноторговлей. В книге постояльцев приезжий записал свое имя и звание: Микель Альбанти, купец из Флоренции, со слугою; собственная виноторговая фирма, существует с 1677 года.

Купец открыл в номере бутылку порто, не украшенную никакой наклейкой, но распространившую благоухание, способное в несколько минут лишить любое общество трезвости всех его членов. Приезжий предложил лакею сделать глоток, и тот ощутил на нёбе нечто вроде дуновения живительного ветерка из розового сада. По словам купца, запас этого вина в шестьсот галлонов и побудил его предпринять путешествие в английский северный город, чтобы порадовать любителей доброго итальянского вина. Поговорив о ценах и возможных торговых конкурентах, купец закончил беседу вопросом, имеются ли в Бультоне жители итальянского, французского или испанского происхождения. Лакей отвечал приезжему утвердительно, назвав оперного тенора, двух представителей корабельных компаний, священнослужителя католической капеллы, две‑три семьи французских эмигрантов-роялистов и одного ювелира. Затем тоном глубочайшего пренебрежения лакей добавил:

— Есть еще в порту итальянская шваль: грузчики, докеры и носильщики, но они предпочитают напиваться джином.

— Адреса названных вами синьоров, кроме докеров, разумеется, потрудитесь принести мне в номер вместе с заказанным обедом, — попросил иностранец.

Получив адреса и сунув довольно объемистую пачку своих итальянских кредиток в желтую кожаную сумку, синьор под вечер отправился в порт. За пирсами набережной, где с пришвартованных кораблей выгружались колониальные товары, виднелись суда на ближнем рейде, уже готовые к отплытию. Купец осведомился об их маршрутах и услышал, что датский бриг «Король Улаф» готовится после полуночи поднять якорь. Ближайший заход намечался в Кале.

Капитан «Короля Улафа» оказался как раз на берегу. Дымя трубкой прямо в лицо синьору Альбанти, он в ответ на очень вежливую просьбу купца предложил ему место на палубе. Будущий пассажир «Короля Улафа» выразил согласие, уплатил капитану вперед и пошел вдоль набережной, отыскивая глазами строение католической часовенки по приметам, сообщенным ему гостиничным слугою.

На западе сгустились темные дождевые тучи, и портовые фонари уже замигали расплывчатыми желтыми пятнами сквозь серую туманную мглу.

В задних оконцах часовни, еле заметных сквозь туман и темно-зеленую чащу садика, тоже затеплились огоньки. Это был отблеск свечей из жилых покоев капеллана. Решетчатые окна молельни оставались темными. Он обошел часовню и огляделся: поблизости не было ни души. Синьор Альбанти поднял горсть гравия и тихонько швырнул ее в освещенное окно. Он плотнее завернулся в плащ, накинул капюшон на голову и с минуту постоял под окном, косясь на занавеску. Заметив, что занавеска дрогнула, он повернулся и медленно пошел к выходу из порта.

В тишине вечера синьор Альбанти услыхал позади звук открываемой калитки. Смутно различимая фигура в большой шляпе и черном одеянии возникла у решетки садика, захлопнула за собой калитку и торопливой, семенящей поступью направилась к дальним воротам в портовой ограде, следом за человеком в капюшоне…

Купец замедлил шаги. Миновав фонарь, купец рассчитанно неторопливым жестом достал из‑под плаща желтую плоскую сумку. Монах прошел мимо… Он узнал желтую сумку и знакомый плащ с капюшоном! Патер Бенедикт понял: перед ним был Луиджи Гринелли, тайный посланец отца Фульвио из Венеции.

Монах пошел тише; теперь он не торопился покинуть последний неосвещенный промежуток между фонарем и воротами на улицу. За спиной он услышал легкие, быстрые шаги. Рука его ощутила мимолетное прикосновение холодных пальцев, державших кожаную ручку сумки. Мгновенно и незаметно сумка исчезла под сутаной монаха, а человек в плаще быстро ушел вперед. Не оглядываясь, он миновал алебардщика у портовых ворот и скрылся в тумане.

Монах не изменил избранного направления и долго шагал по мрачной, безлюдной Чарджент-стрит, ощупывая под сутаной кожаную сумку. Он дошел до унылых корпусов Дома общественного призрения и постучал в дверь бокового флигеля.

Сердитый прислужник открыл дверь и грубо спросил: «Чего надо?», но, узнав гостя в лицо, стал приветливее.

— А, святой отец, — сказал он благожелательно, — сироты вас заждались. Пожалуйте.

Обойдя дортуары приюта, добрый пастырь успел побеседовать со многими старшими воспитанниками, поиграть