— Хо, добрый господин, — залебезил пленник. — Томми Хо.

— Что ты делал среди мятежников, Томми?

— Томми не мятежник, господин! — испугался старик. — Томми торговец. Хотдоги, закуски, напитки, сладости... — Он мечтательно закатил глаза и добавил: — Жевательная резинка. «Ригли сперминт» — номер первый!

— Да-да, несомненно, — кивнул Венс и тяжело поднялся. — Старею, капитан, — заметил он, обернувшись на Жилле. — Почему-то вдруг померещилось, что я знаю этого человека.

— Не берите в голову, мсье комиссар, — улыбнулся адъютант. — Эти косоглазые все на одно лицо.

— Да, наверное. И все-таки возьмите его на заметку. Проверьте вместе с остальными — пальцы, сетчатка, ДНК и все прочее — и доложите мне.

— Слушаюсь, мсье комиссар, — молодцевато козырнул Жилле.

Дэвид Кастанаверас находился в полете уже более часа. От покинутого им в спешке на украденном аэромобиле Лэтэм-билдинга молодого человека отделяло две с половиной сотни километров.

На девятнадцатом этаже захваченного миротворцами здания валялся в пыльной кладовке ручной компьютер, отобранный у Дэвида вместе с другими вещами и настроенный на волну микропередатчика, вживленного в тело хозяина рядом с сердцем. За последние несколько минут сигнал дважды затухал, но каждый раз возобновлялся раньше чем наступал критический момент.

Сигнал снова пропал. Компьютер терпеливо ждал, отсчитывая секунды.

Полминуты спустя, окончательно убедившись в том, что сердце Дэвида Кастанавераса перестало биться, компьютер привел в действие заложенное в него взрывное устройство.

Верхняя половина Лэтэм-билдинга взлетела в воздух и неторопливо рассыпалась на части, как сложенный из детских кубиков игрушечный домик. Большая часть обломков обрушилась на площадь, где комиссар Венс только что закончил беседу с Робертом Дазай Йо.

«Аэросмит» стрелой мчался сквозь ночь в пяти метрах над гребнями волн. Полет на запад со скоростью более двухсот километров в час продолжался уже около полутора часов.

Сидя на полу салона со сложенными на коленях руками, Дэнис Кастанаверас подняла голову и в пятый раз спросила в упор:

— Что вы с ним сделали?

Первые три попытки получить ответ оказались безуспешными, а четвертая закончилась одиночным автоматным выстрелом. Разрывная пуля, слегка чиркнув по виску девушки, пробила: приборную панель и взорвалась внутри. Пленников осыпало осколками пластика, но ни Дван, ни Дэнис никак не отреагировали на десятки мелких порезов. Аэрокар вроде бы тоже не пострадал. Он по-прежнему ровно гудел двигателями и ни на миллиметр не отклонился от заданного курса.

На этот раз Седон сделался более покладистым. Помолчав немного, он процедил сквозь зубы:

— Всего лишь то, чего он заслуживал.

Предмет их разговора сидел рядом с пилотским креслом, безучастно глядя прямо перед собой. Избавившись от оружия, Дван снова превратился в зомби.

Наблюдая за Седоном, Дэнис не могла отделаться от невольного восхищения его выдержкой и железной волей. Наметанным взглядом профессионала она прекрасно видела, что он находится на грани изнеможения и серьезно травмирован. Одна только сломанная нога, должно быть, заставляла его ужасно страдать. А если добавить к этому сочащиеся сукровицей огромные волдыри на обожженном лице и полдюжины до сих пор кровоточащих ран в плече и боку, оставалось только удивляться, как у него хватает сил и мужества сохранять сознание да еще удерживать практически на весу тяжеленный автомат.

— Так что же это было? — снова заговорила Дэнис. — Я имею в виду, чего он заслужил? И почему?

Голос Седона доносился как будто издалека, из дремотного полузабытья, но обольщаться на этот счет не стоило — даже спящий лев остается смертельно опасным хищником, которого лучше не раздражать.

— Он лишил меня всего, ради чего имеет смысл жить. Любви, молодости, мечтаний, друзей... Вы слышали, наверное, его рассказ о том, как мы попали на эту проклятую планету? Тогда вы Должны знать, что я и мои приверженцы боролись не за власть над Миром, а за справедливость, за право самим определять свою судьбу и выбирать жизненный путь. Поверьте, у меня не было других устремлений, кроме этого.

— Сочувствую вам, — тихо проговорила Дэнис. Седон криво усмехнулся:

— Спасибо и на том.

— Но что же все-таки вы с ним сделали? Могу я хоть как-то ему помочь?

На этот раз Седон по-настоящему удивился:

— Как? Вы не знаете? А я был уверен... — Он недоверчиво покачал головой. — Я думал, вы были в курсе, когда воззвали к его Долгу Защитника и заставили подчиниться и последовать за вами. Не ожидал, что вам это удастся. Меня даже немного покоробила, честно признаться, ваша безжалостность. Так обращаться с человеком, мозг которого раздирает невообразимая боль...

Глаза девушки расширились от изумления.

— Вы хотите сказать...

— Вот именно! Он сидит на «горячей проволоке», только раздражает она не центр наслаждения, а болевой. Впрочем, теперь это уже не имеет значения. Если хотите, можете избавить его от мучений. Я не стану вмешиваться.

Дэнис вскочила и повернулась к переднему сиденью, на котором полулежал Дван, вперив остекленевший взор в беспросветный мрак за лобовым стеклом. Ее гибкие пальцы быстро прощупали густую шевелюру слегка вьющихся черных волос. Есть! Крошечная круглая блямба диаметром не больше ногтя. Она ухватила ее двумя пальцами и потянула на себя.

Голова Двана откинулась назад. Глаза его закатились до такой степени, что виднелись одни белки. Он глубоко вздохнул, расслабил сведенные чудовищным напряжением мышцы и обмяк всем телом.

Из кабины доносилось ровное дыхание провалившегося в целительный сон Защитника.

— В нашей предыдущей беседе вы затронули один момент, который я хотела бы уточнить, если вы не возражаете, — возобновила диалог Дэнис спустя несколько минут.

— Спрашивайте, — равнодушно кивнул Седон.

— Вы сказали, что изменились. Но я этого почему-то не заметила.

— Тем хуже для вас.

— Не понимаю.

Седон молчал так долго, что Дэнис отчаялась услышать ответ. Внезапно он вздрогнул и заговорил каким-то странным голосом, как будто принадлежащим другому человеку:

— В тот день я действительно верил, что выживание — это еще далеко не все. Я отчаянно нуждался в дружбе, любви, уважении... Уважении и обществе тех, кто смог бы понять и оценить меня. — Он покачал головой с такой безнадежной печалью во взоре, что у Дэнис екнуло сердце. — Говоря с вами, я свято верил, что, воскресив в себе память того человека, кем я был когда-то, смогу хотя бы приблизиться к пониманию движущих вами мотивов.

— Все равно не понимаю. Почему для вас так важно понять меня?