Я отметила, что признаю проблемы, с которыми сталкиваются развивающиеся страны. Им еще предстоит поднимать уровень жизни сотен миллионов людей, которые находятся сейчас за чертой бедности. Китай зачастую утверждает, что эта стоящая перед ним неотложная задача перевешивает любые обязательства действовать по устоявшимся международным правилам предпринимательства, труда и правозащитной практики. На это я возразила, что Китай и другие страны с развивающейся экономикой в значительной мере опираются на международную экономическую систему, которую помогли создать США. Это, в частности, относится к их членству во Всемирной торговой организации. Теперь они должны принять на себя свою долю ответственности за поддержание этой системы. Кроме того, и для развитых, и для развивающихся стран это фактически лучший способ обеспечить себе дальнейший экономический рост и процветание, равно как и возможность помочь еще большему количеству людей выбраться из нищеты и перейти в средний класс.

В конце концов, ведь и малайзийские производители не меньше, чем американские, хотели бы иметь неограниченный доступ на зарубежные рынки. И индийские компании желают справедливых условий для своих инвестиций за рубежом, так же как и мы. Китайские деятели культуры хотят защитить свои творения от пиратства. Любое общество, которое пытается развивать науку и технологию, нуждается в разработке механизмов по защите интеллектуальной собственности, потому что без этого инновации будут подвержены повышенному риску и принесут меньше дивидендов. И я однозначно отвергла идею о том, что может существовать один набор правил для основных промышленно развитых экономик, таких как США, а другой — для развивающихся рынков, таких как Китай.

— Значительная часть мировой торговли ведется с развивающимися странами, поэтому оставить их вне системы, работающей на основе правил, значило бы сделать систему неработоспособной, — заявила я. — И это в конечном счете нанесло бы ущерб всем.

К сожалению, значительная часть внимания в этот день была уделена не торговле, а драматическим событиям, которые происходили за тысячи километров отсюда, у нас в Вашингтоне, угрожая подорвать мои аргументы и пошатнуть уверенность мира в американском экономическом лидерстве.

В середине мая 2011 года правительство США достигло потолка государственного долга. У конгресса и президента в распоряжении было совсем немного времени, чтобы либо поднять его, либо подвергнуть Америку риску дефолта, что имело бы катастрофические последствия и для американской, и для мировой экономики. Несмотря на то что многое было поставлено на карту, у многих людей это просто не укладывалось в голове. Американцы в большинстве своем понимали это так, будто конгресс обсуждает, следует ли дать себе разрешение потратить немалые деньги и набрать новых долгов. Но все было совсем не так. На самом деле, на рассмотрении конгресса стоял вопрос, будет ли он голосовать за то, чтобы заплатить долги, уровень которых он уже взвинтил, утвердив в качестве законов ряд законопроектов о расходах. В подавляющем большинстве стран такой процедуры даже не требуется, поэтому людям во всем мире было так сложно понять, что же происходит.

Некоторые конгрессмены заявляли, что впервые в истории нам следует отказаться платить свои долги и допустить, чтобы в Америке произошел дефолт, несмотря на все последствия этого события для мировой экономики и для американского авторитета и лидерства. Иностранные лидеры всех континентов выражали серьезную озабоченность. Особенное беспокойство испытывал Китай, который вложил более триллиона долларов в американские государственные ценные бумаги. Находящееся в госсобственности КНР агентство «Синьхуа» выразило царившие настроения, написав: «Учитывая статус США как крупнейшей экономики мира и эмитента доминирующей международной резервной валюты, такая политическая конфронтация в Вашингтоне представляется опасно безответственной». Когда в 2013 году этот же сценарий разыгрался во второй раз, китайцы были даже более категоричны. Они заговорили о необходимости «де-американизации мира» и заявили, что настало время выбрать другую резервную валюту вместо доллара. Безусловно, Китай имел возможность привести это в исполнение, поскольку являлся одним из крупнейших кредиторов США.

Когда я приехала в Гонконг, кризис достиг апогея. В местной утренней англоязычной газете на следующий день появилась статья под заголовком «Долг США пытаются снизить путем телефонных переговоров на фоне продолжающегося противостояния партий в конгрессе». В Доме правительства Гонконга меня приветствовал главный министр гонконгской администрации Дональд Цанг со своей обычной улыбкой и при галстуке-бабочке. Но вопросы, которые он мне задавал, были о том, что беспокоило всех в Азии, да и во всем мире: «Что происходит в Вашингтоне? Можно ли по-прежнему доверять американской экономике?» Те же вопросы я услышала и на приеме, где мы встречались с лидерами делового мира перед тем, как мне выступить с речью.

И всем им я отвечала: «Конечно, да». Я сказала, что уверена в том, что все будет улажено. Я могла лишь надеяться в глубине души, что именно так и будет, и держать пальцы скрещенными.

Вся эта ситуация была напоминанием о том, насколько пристально весь мир наблюдает за тем, как мы принимаем решения по своим внутренним делам и насколько важную, решающую роль для нашего лидирующего положения в мире играет экономическая мощь и политическая решимость Америки. Никогда впредь не должно быть поставлено под сомнение полное доверие и уважение к Соединенным Штатам, а госсекретарь больше никогда не должен будет во всеуслышание заверять людей в других странах, что мы будем платить по своим долгам. И точка.

Но самое сложное было еще впереди. Я переехала через мост, соединяющий Гонконг и китайскую провинцию Шэньчжэнь, где я должна была встретиться с моим китайским коллегой, членом Государственного совета Дай Бинго. За нашим политическим кризисом китайцы следили со смешанным чувством недоумения, беспокойства и злорадства. Безусловно, они не хотели, чтобы случилось что-нибудь по-настоящему ужасное, потому что понимали, насколько взаимозависимыми стали наши экономики. Но чем более парализованными казались Соединенные Штаты, тем лучше будет выглядеть Китай в глазах всего мира. Китайцы могли бы тогда сказать потенциальным партнерам: «На американцев нельзя рассчитывать, а на нас — всегда можно». Дай Бинго, казалось, наслаждался рассуждениями о финансовых бедах США, а затруднения политического характера вообще комментировал каким-то саркастическим тоном. Меня это совершенно не устраивало. «Ближайшие шесть часов мы будем вести речь о внутренних проблемах Китая», — парировала я. По завершении встречи с Дай Бинго я была еще более убеждена, что Америке необходимо избегать подобных членовредительских действий в будущем и навести порядок в своем собственном доме.

Несмотря на то что драматические события в Вашингтоне еще не закончились, я использовала свое выступление в Гонконге, чтобы подчеркнуть, как важно следовать общепринятым экономическим правилам игры. Но нам нужно было делать больше, чем говорить. В 2012 году в своем ежегодном послании конгрессу «О положении в стране» президент Обама заявил: «Я не буду стоять в стороне, в то время как наши конкуренты не играют по правилам». Его администрация почти вдвое чаще, чем администрация Буша, возбуждала дела по обвинению в нарушениях торгового права в отношении Китая. Теперь создано специальное подразделение по контролю за торговой политикой, в полномочия которого будет входить преследование за недобросовестные действия в ведении торговых дел, которые наносят ущерб нашим интересам и функционированию свободных рынков. В случае недобросовестного финансирования экспорта со стороны иностранных государств Соединенные Штаты также будут оказывать соответствующую помощь национальным компаниям.