– Эвона, кровинушка-то наша совсем обусурманилась. Иной стала, яко же и княжьи ближнеи люди, – скажет крестьянин, на подобное непотребство взирая.

– Может, и к лучшему се, – ответит ему жена. – Всё одно порядки Соколом, самим Христом нам даденным, установлены. Худа не будет.

В тот день едва рассвело, когда мы погрузились на телеги, окружным путём отправившись к беломорскому побережью выше двинских рукавов. Там мы должны были дождаться торговый корабль «Хуртиг», что по-нашему означает «Быстрый». Когда вышло солнышко, мы уже были на месте – на берегу близ устья небольшой речушки. Обещанный Матвеем коч уже стоял на якоре недалеко от берега. Завидев нас, с поморского кораблика к нам отправили две лодки. Погрузившись на коч, мы отошли немного мористее и встали на якорь, ожидая датчанина. Тот показался лишь ближе к обеду. Как только я его увидел, так у меня стало тоскливо на душе. Я не то чтобы боялся покинуть родную землю и практически родную страну, но сейчас это мне показалось настолько серьёзным испытанием, насколько я смог себе вообразить. То, что поначалу казалось там, в Ангарии, чем-то вроде приключения, здесь становилось практически подвигом. Иначе я сказать бы не смог – мы отрывались от последней ниточки, что нас связывала с остальными товарищами. Стесняться громкости подобного определения я не желал. Круглобокий «Хуртиг», постепенно вырастая в размерах, приближался к нам. Якоря на датчанине были выброшены, а паруса свёрнуты. Ну всё, оглядываю мужичков с коча, как бы прощаясь Русью, и сползаю в лодку – принимать первый ящик с карабинами и золотом. На море было лёгкое волнение, поэтому я переживал за ящики, может, даже больше, чем нужно. Ведь, утопи один – и всё, можно ехать обратно. Без тех же карабинов соваться в Европу просто опасно.

Резкий ветер щедро сыпал в лицо холодными солёными брызгами, но я не обращал на это никакого внимания – всё оно было приковано к зарывающемуся в воду носу лодки. Рука моя крепко держала ручку одного из ящиков, время от времени я на автомате проверял прочность и надёжность узлов привязанных к ней верёвок. В ящике находились карабины и часть золота. Наконец, вёсла гребцов стукнули о борт датского корабля, а сверху скинули две верёвочные лестницы. Белов и двое морпехов поднялись на палубу и принялись затягивать наверх первый ящик, я же страховал его снизу. Вскоре подошла и вторая лодка, я полез наверх, наблюдать за погрузкой на датчанина. Через некоторое время, когда все наши люди и груз были на палубе «Хуртига», из расступившейся толпы глазеющих на нас матросов вышел высокий и худющий человек. Я сразу же признал в нём капитана Ханса Йенсена, да кто же ещё это может быть, как не он?

– Lade penge! – хрипло каркнул Ханс, буравя нас взглядом огромных глаз, игравших двумя живыми самоцветами среди, казалось, грубо вырубленного из дерева лица.

– Отдай ему деньги за провоз, Пётр Лексеич, – проговорил мне Тимофей.

Я снял перекинутый через плечо ремень кошеля с серебром, подав его капитану. Тот, развязав тесёмку, заглянул внутрь и, оставшись довольным увиденным, важно кивнул мне и ушёл, прикрикнув на столпившихся матросов.

– Дисциплинка не то чтобы очень, – сказал по этому поводу один из морпехов, одетых в «золотые одежды» – Александр из Владимирской области.

Едва мы осмотрелись, как к нам приблизился моряк в кожаной куртке и войлочной шляпе с заломанными краями, судя по медному свистку – боцман. Он, хмуро окинув нас оценивающим взглядом, жестами позвал нас за собою, приведя к кормовой надстройке. Нам полагалась вся правая её половина, как и договаривался Тимофей. Внутри изрядно воняло и было слишком душно. Стены были покрыты липкой чёрной смолой. Первое, что мы сделали, – немедленно отворили небольшие слюдяные оконца, чтобы пустить внутрь свежего воздуха Беломорья. Сваленные на топчанах тряпичные тюфяки, видимо, самые чистые на этом корабле, мы немедленно и с немалой опаской вытащили наружу. Рассадник вони и клопов в нашем помещении был явно лишним. Дальнейший осмотр помещений, в которых нам придётся провести не один день, выявил, что полы в наших двух каютах не мыли, по всей видимости, с того момента, как корабль был спущен на воду. Тимофей тут же был послан за тряпками и вёдрами.

Вскоре подошедший боцман в удивлении чесал макушку – чужаки выволокли наружу совсем чистые тюфяки и устроили мытьё полов! Причём Бьёрн отметил ту ловкость, с которой эти люди вытаскивали ведро с забортной водой, видимо, им и ранее приходилось это делать. А он уж думал содрать с них за наверняка бы упущенное в море ведро ещё монетку.

«Странные они», – подумал боцман и решил ещё немного понаблюдать за ними.

То, что они не московиты, стало ясно сразу, несмотря на их одежду. Точнее, московиты среди них были, но они явно были слугами тех, других. А те мало того, что отличаются от московитов свободным от бороды лицом, но и держатся на палубе привычно. Да и вообще чувствуют себя, как дома.

«Поговорю с Хансом», – решил боцман. Развернувшись, он увидел, что свободные от вахты моряки столпились за ним и, почёсываясь, озадаченно смотрят на чужаков.

– Чего вылупились, чёртово отродье? – боцман раздвинул руками небольшую толпу.

– Бьёрн, они мыться принялись, – один из моряков показал грязным пальцем в сторону надстройки.

Боцман с удивлением оглянулся: и точно, чужаки, оставшись в светлых подштанниках, принялись уже обливаться водой и намыливать свои тела. Московиты же в этом не участвовали. Поэтому безбородые смеялись над ними и предлагали в шутку окатить их водой, – чудно!

– Ого, боцман! У них рисунки на теле! – воскликнул один из молодых матросов.

Бьёрн решил-таки подойти поближе.

Во время наших послеуборочных водных процедур ко мне подошёл боцман и начал что-то требовательно говорить, хотя я заметил тщательно скрываемую им растерянность. Слов его я не понимал, но общий смысл уловил: этот человек в обильно смазанных ворванью сапогах хотел денег. Меня, как обычно, выручил Тимофей Кузьмин:

– Он денег хочет, полрубля. За воду, еду и тюфяки надо заплатить, – хмуро проговорил он.

– Так у нас свои запасы! Я бы не стал пить их воду и, тем более, брать их еду! А матрасы мы же убрали, – я хотел было отшить наглого боцмана, но Кузьмин и Микулич посоветовали мне не ерепениться, а заплатить требуемую сумму.

Мне пришлось отсчитывать так нужную в Кристинии мелочь. Мелочью я считал всё, кроме золота. Конечно, у нас были «лишние» золотые пластины, но кто знает, как оно дальше повернётся? Удастся ли золото удачно разменять или там свои курсы валют и драгметаллов? Скрепя сердце я вручил изображающему скуку боцману примерно полрубля серебром. Тот, получив деньги, ухмыльнулся и, погремев металлом в ладони, ушёл за дверь левой стороны надстройки.

– Он отдаст деньги капитану, – проговорил Кузьмин.

– Пускай они подавятся своей тухлой селёдкой, – проворчал я, сожалея о лишней трате.

Анекдот какой-то – сервиса нет, а заплатить надо.

На следующий день я решил устроить очередное занятие для нижегородцев по матчасти вооружения и теории обращения с револьвером и карабином. Оружие было вытащено из ящиков, мужики снаряжали и разряжали его, указывали на составные части конструкции оружия и рассказывали о взаимодействии механизмов.