Как свидетельствуют записи тайных совещаний у Никсона, президент ненавидел Такка и не раз обзывал его самыми грязными словами, но в то же время восхищался остроумием его выходок и ставил их в пример своим помощникам. В разгар Уотергейтского дела начальник аппарата Белого дома Р. Холдемен, встретив Такка в Капитолии, бросил ему: «Это вы начали всё дело», на что тот ответил: «Да, но ваши ребята провели дело так, как надо».

Тем временем Уотергейтское дело постепенно раскручивалось, вскрывая одни сенсационные факты за другими.

На начальном этапе, непосредственно после того, как расследование стало набирать обороты, Эдвард Кеннеди активно участвовал в нем. В качестве председателя подкомитета по юридическим вопросам сенатского комитета по административной практике и процедурам он решительно отверг заявление пресс-секретаря Белого дома Зиглера, что в Уотергейте произошла «попытка третьесортного ограбления». Он обратился к членам подкомитета с призывом принять активное участие во всестороннем рассмотрении дела, работать «полный рабочий день». Кеннеди считал необходимым не ограничиваться изучением обстоятельств того, что произошло в Уотергейте, но обратить главным образом внимание на «грязные дела», которые сопровождали избирательную кампанию, особенно на попытки внести максимальный раскол в ряды сторонников Демократической партии. На заседания подкомитета Кеннеди вызвал нескольких сотрудников аппарата Белого дома и придирчиво их допрашивал. Даже предварительные результаты расследования позволили Эдварду установить, что «во время недавней президентской кампании имел место широкий спектр шпионажа и саботажа».

Однако в партийном руководстве скоро возникли сомнения в целесообразности участия Эдварда Кеннеди в расследовании Уотергейтского дела. Его рассматривали как лицо заинтересованное — и потому, что он был братом покойного президента, который в свое время конкурировал с Никсоном в борьбе за высший пост, и потому, что сам он всё еще, несмотря на недавний скандал, рассматривался в некоторых кругах как возможный кандидат от Демократической партии на высший государственный пост. Лидер демократической фракции в сенате Майк Мэнсфилд написал об этом двум своим коллегам — председателю юридического комитета Джеймсу Истленду и председателю комитета по делам правительства Сэму Эрви-ну Мэнсфилд полагал, что для всестороннего расследования происшедшего скандала и всего того, что скрывалось за ним, целесообразно создать специальный комитет с участием представителей обеих партий.

К Кеннеди же он обратился с осторожным письмом, советуя прекратить участие в следствии и воздержаться от вмешательства в процесс. Через много лет Эдвард делился со своим биографом соображениями о том, что рекомендация Мэнсфилда, которой он последовал, была правильной. «Для меня очевидно, что я не был таким лицом, которое могло расследовать дела Ричарда Никсона. Я должен был предусмотреть, что должно было появиться какое-то новое лицо».

Единогласным решением сената 7 февраля 1973 года был образован специальный комитет во главе с известным борцом за гражданские права представителем Северной Каролины Сэмом Эрвином.

Официально отстранившись от расследования сенсационного дела, Эдвард Кеннеди иногда срывался, затрагивая в выступлениях, причем весьма остро, данную щекотливую тему. Обычно вслед за этим он получал отповедь из республиканского лагеря. Так произошло, например, после его выступления в День независимости США, 4 июля 1973 года, в городе Деатур (штат Алабама). Он просто негодовал: «Те, кто, как это доказано, злоупотребили властью народа, не имеют права оставаться у власти. Те, кто узурпировал власть, должны быть поставлены на место при помощи конституционных мер». Прошла лишь неделя, и сенатор Голдуотер попытался поставить на место Кеннеди: «До тех пор, пока все факты, касающиеся трагедии в Чеппакуидуике, не будут известны, американский народ может обойтись без морализации со стороны массачусетского демократа». Кеннеди, продолжал он, — это «самый последний человек в этой стране, который может читать нам лекции». Это было еще одно напоминание, что хвост трагедии с Мэри Копечне продолжает тянуться, что о поведении Эдварда в те дни еще будут напоминать, что вести политическую борьбу в этих условиях будет нелегко.

В конце концов после активных следственных действий, в результате которых накопилась масса документов против Никсона, включая и тот факт, что все совещания в Белом доме, связанные с опасными раскрытиями, записывались на магнитофон (причем втайне от участников), президент был вынужден по решению Верховного суда предоставить все магнитофонные записи бесед и совещаний, которые он проводил со своими сотрудниками и которые затрагивали это дело, следственной комиссии. А эти совещания Никсон созывал почти ежедневно в связи с разоблачениями, которые сыпались одно за другим. Записи вскрыли личную неприглядную роль Никсона, который был полностью в курсе дела уголовных преступлений, творимых его сотрудниками. Тому же способствовали признательные показания некоторых обвиняемых, в частности помощника и доверенного лица президента Дж. Дина.

Для историка немаловажны причины, по которым Никсон, вопреки предыдущей практике, распорядился, чтобы его разговоры с сотрудниками аппарата, в том числе самые секретные и нелицеприятные, записывались на пленку, причем в глубокой тайне от своих ближайших сотрудников, участвовавших в совещаниях. По этому поводу в литературе высказываются два основных мнения. Одно, нейтральное и даже скорее благоприятное для Никсона, состоит в том, что президент рассчитывал использовать записи для истории, прежде всего для подготовки собственных мемуаров после окончания второго президентского срока. Вторая версия, на наш взгляд, более соответствующая действительности, заключается в том, что президент стремился иметь козыри против тех лиц, с которыми он вел доверительные беседы, в частности на тот случай, если бы они попытались когда-либо отказаться от собственных слов. Эту точку зрения отстаивает, в частности, бывший начальник аппарата Белого дома Р. Холдемен, сам пострадавший в качестве исполнителя воли своего начальника.

В литературе также высказывается мнение, что сам налет в Уотергейте был осуществлен не без ведома высших политических воротил Демократической партии, возможно, и самого Эдварда Кеннеди. В ходе работы комиссии по расследованию Уотергейтского дела неожиданно обнаружилось, что приближенный к Кеннеди Ларри О'Брайен получил от частного осведомителя информацию о планируемом вторжении, однако не принял никаких мер по его предотвращению. Можно полагать, что перед этим из штаб-квартиры были вынесены некоторые документы, которые можно было счесть нежелательными, чтобы с ними ознакомились сторонники Никсона. В любом случае сам налет был в максимальной степени использован демократами для компрометации соперничавшей партии.

Никсон же, затаивший против демократов, особенно против Кеннеди и О'Брайена, глубокую ненависть, о которой Холдемен многократно упоминает в своей книге, пошел на явную авантюру, совершенно не предполагая, что она может обернуться провокацией против него самого, а затем и его отставкой.

В конечном итоге Уотергейтское дело действительно привело к тому, что Никсон, находясь на грани импичмента, 9 августа 1974 года был вынужден уйти в отставку, передав пост президента вице-президенту Джеральду Форду, который тотчас объявил об амнистии бывшего президента, призвав к внутренним компромиссам. Тем не менее Уотергейтское дело завершилось для Никсона позором.