причин. Я так приказываю, чтобы было исполнено. Слышите!

Пан Адам еще раз повторил последние слова и скрылся. Крестьяне переглянулись, поклонились и молча разошлись по домам.

Аза, сидя у окна, все слышала и видела. Когда пан, смущенный неудачей, вошел в комнату, она захохотала во все горло.

— О, какой строгий! — закричала она, бросаясь на диван. — Какой страшный! Как они тебя боятся, теперь я уверена, что все твои крестьяне пойдут к Тумру. Ха, ха, ха!

Адам покраснел.

— Что же ты хочешь? — сказал он. — Я сделал, что нужно, да это такой упрямый народ… Не моя же вина… Да мне кажется, они могут думать, как им угодно.

Презрительный взгляд цыганки был ответом на эти слова, она надела платок и, не кивнув даже головой, ушла со двора.

По обыкновению, Аза направилась к избе Тумра, и по мере того, как она приближалась к ней, шаги ее становились тише. Глаза девушки остановились на дверях мазанки и загорелись гневом. Она сделала два шага вперед и остановилась в раздумье. В это самое время дверь заскрипела, и на пороге явился бледный, измученный Тумр.

По всему было заметно, что он двигался бессознательно, он шел, может быть, затем, чтобы перевести дух, остановился потому, что не чувствовал надобности идти далее, для него было все равно, здесь ли быть или в другом месте. Опущенные руки, повисшая голова, бледные щеки, потухший взор делали его похожим на человека, оправляющегося от тяжкой и продолжительной болезни.

Не замеченная им Аза устремила на него любопытные глаза, выражавшие что-то вроде сострадания и радости. Она сделала несколько шагов вперед, но Тумр все еще не замечал ее, наконец цыган услышал ее шаги и медленно поднял голову.

— Тумр! Что с тобой? — спросила Аза. — Ты болен?

— Болен, — отвечал цыган.

— Яга ни слова не говорила мне о твоей болезни.

— Не о чем было говорить.

— Можно было бы помочь?

— Мне нечем помочь, — с горькой улыбкой отвечал Тумр.

— Это почему?

— Потому что и голод, и болезнь, и отчаяние одолевают меня.

Цыганка, начав разговор, медленно шла к табору, и Тумр бессознательно брел за ней, рассказывая про свое житье-бытье.

— Ну, а жена твоя? Ребенок? — спросила Аза.

— Мучаются, как и я! — отвечал цыган.

— Что ж ты думаешь делать?

— Думать нечего: пришло умереть.

— Вздор, — быстро перебила цыганка, — смерть не придет по приказанию. Нужно искать средства жить.

— Для меня нет средств.

— А если б я нашла?

— Ты?! — недоверчиво улыбаясь, отозвался цыган. — Побереги их для себя, пригодятся при случае.

— Мне? Зачем?

— Затем, что и ты связалась с погаными, и не сдобровать тебе!..

— Я? Я? — цыганка засмеялась. — Что же ты обо мне думаешь?

— Думаю то же, что все думают: пропадешь даром!

Аза продолжала смеяться.

— Тебе кажется, — произнесла она, успокоившись, — что Аза так же бесхарактерна, послушна, как вы все, ты думаешь, что довольно Азе слово сказать или показать игрушку, деньги, и она пропала? Да, я хожу в усадьбу, но ведь я приказываю пану, а не он мне.

— Да, — сказал Тумр, пристально всматриваясь в лицо девушки, — он твой возлюбленный.

— Такой же, как и ты! — резко отвечала девушка.

— Такой же, как я? Как я?! — произнес цыган, приходя, по-видимому, в сознание. — Когда же я был твоим возлюбленным?

— И он никогда им не был.

— Отчего ж ты сидишь у него по целым дням и дурачишь его?

— Сижу потому, что мне там хорошо, удобно, тепло, потому что там я сыта. Счастье цыгану, если он может хоть один денек, один час украсть из своей бедной жизни!.. Как ты мог думать, чтоб цыганка, как я, влюбилась в вашего изнуренного пана? Ему нужен доктор, а не любовница. Эх, Тумр, плохо ты меня знаешь!

— Когда-то я знал тебя, — тихо произнес цыган, — да кто за вас может ручаться и сказать, какими вы будете завтра?

— А я тебе скажу, что будет завтра и что всегда должно быть, — перебила Аза, останавливаясь.

Они были уже далеко за селом. Остановившись вместе с Азой, Тумр оглянулся и тут только вспомнил, что оставил жену одну, больную.

— Что ж будет завтра? — спросил он с принужденной улыбкой. — То же, что и сегодня: голод, нужда! Не правда ли? Вы скоро бросите Стависки и пойдете куда глаза глядят, а я умру тут на привязи, как собака.

— Можешь идти с нами.

— Я? С вами? А жена?

— С женой и с ребенком. Чего тебе ждать здесь? Чего доброго, еще повесят. Из наших никто еще не умирал голодной смертью, найдется у нас и для тебя работа и кусок хлеба.

— Жена-то не захочет.

— Что ж это у вас, жена правит домом, а не муж? — с насмешкой произнесла Аза. — И ты ей повинуешься? Вот еще?! Она вышла за цыгана — пусть и идет за ним!

— Нет! — отвечал Тумр после минуты раздумья. — Я этого не сделаю.

Видно было, что он хотел сказать еще что-то, но замолк.

— Почему? — настоятельно спросила цыганка.

— Почему?! Потому что и ты была бы вместе с ними! Слышишь, Аза? — произнес цыган, ухватив за руку свою собеседницу.

— Я? Так и я сделалась твоим врагом, что ли? — спросила Аза голосом, в котором был слышен упрек.

— Нет, таиться нечего, — решительно отвечал Тумр, — ты бы и меня, как этого пана, сожгла своими глазами, у тебя нет сердца!

— О! Да к чему тебе мое сердце?

— Ты спрашиваешь?

— Спрашиваю потому, что ты полюбил белокурую крестьянку.

Тумр опустил глаза.

— И ты когда-то любила пана…

— Так же, как и теперь, — отвечала Аза. — Какое тебе дело до моего сердца? Оно свободно. Ты любил меня прежде… теперь любить не можешь, пора прошла.

— Пора прошла. Пора прошла! — вскричал цыган, выпуская ее руку. — О, я это знаю. Вот когда мне пришлось с ума сойти от тебя!

— Ужели? — спросила девушка, несколько смутившись.

— Подлая! Еще смеешься надо мной!

— Нет, я только спросила тебя.

Тумр дико посмотрел на нее из-под нависших ресниц и замолчал.

Долго они шли не говоря ни слова, их мысли и лица вскоре изменились.

Аза вдруг стала задумчива, вместо веселости, на лице появилось грустное выражение. Тумром мало-помалу овладевало то же бессознательное чувство, которое привело его за несколько дней перед тем к табору цыган. Прежняя страсть забушевала в его груди и выразилась в его глазах. Когда взоры их встретились, Аза испугалась и почувствовала себя ничтожной пред этим Геркулесом.

— Ступай домой, — произнесла она дрожащим голосом, — ступай! Еще увидимся…

— Где? Когда?

— Не знаю… не знаю, — торопливо отвечала Аза, стараясь уйти, — сегодня или завтра…

— Ты