– Я не об этом. Я говорю о таком обмане, когда ничего уже не исправишь.

– И знать не хочу, что ты имеешь в виду… В любом случае в столице и ребенку, и тебе будет гораздо лучше. Вы не будете ни в чем знать отказа. Я позабочусь о поместье. Пусть я старик, но не дряхлый. У меня еще хватит сил, чтобы завалить быка.

– Я останусь жить здесь. Сын будет со мной: мне нужна помощь в работе. В последние годы я больше трудилась на пастбище, чем работала по дому. Единственное, что изменится, – я сама буду принимать решения, не советуясь ни с кем. Наконец-то эта земля только моя. Прощайте, дядюшка Евгений!

В первые же недели Анна Лия зажила по-новому. Первым делом она сожгла постельное белье с ложа, которое ей приходилось делить с супругом. Потом приказала перенести свою узкую кровать в главную спальню. Не откладывая в долгий ящик, женщина изучила амбарные книги и, составив представление о своем имуществе, наняла управляющего, чтобы тот беспрекословно выполнял ее распоряжения. Взяв бразды правления в свои руки, женщина достала из чемодана белое платье, тщательно отгладила его, надела новый наряд и на машине отправилась в деревню, держа под мышкой старую шляпную картонку.

Анна Лия Торрес дождалась в школьном дворике, пока в пять часов не прозвенит звонок, извещающий о конце последнего урока. Вот дети толпой выбежали в коридор, и среди них она увидела сына. Мальчик весело бежал с товарищами и при виде матери резко остановился: раньше она никогда в школу не приезжала.

– Покажи мне класс, где вы учитесь. Я хочу познакомиться с твоим учителем, – сказала Анна Лия.

На пороге классной комнаты она жестом велела мальчику удалиться: речь шла о личном деле, и она вошла в класс одна. Комната была большая, с высокими потолками, на стенах висели географические карты и плакаты по биологии. Пахло затхлостью и детским потом. Но сейчас этот знакомый запах ее не раздражал: наоборот, она с удовольствием втягивала его носом. На партах царил беспорядок, на полу валялись бумажки, чернильницы не были закрыты крышками. На доске женщина увидела столбики цифр. В глубине классной комнаты на возвышении стоял учительский стол, за которым сидел мужчина. Он удивленно поднял на нее глаза, но не поднялся на ноги: его костыли стояли в углу – слишком далеко, чтобы дотянуться до них, не двигаясь вместе со стулом. Анна Лия пересекла проход между двумя рядами парт и остановилась перед учителем.

– Я мать ученика по фамилии Торрес, – произнесла она первое, что пришло ей в голову.

– Добрый вечер, сеньора. Пользуюсь случаем, чтобы поблагодарить вас за сласти и фрукты, что вы нам присылали.

– Не будем об этом. Я пришла не для обмена любезностями. Я призываю вас к ответу, – проговорила Анна Лия, ставя на учительский стол шляпную картонку.

– Что это?

Она открыла коробку и вывалила из нее любовные письма, хранившиеся у нее все эти долгие годы. Мужчина долго не мог оторвать глаз от горы конвертов.

– Вы мне должны одиннадцать лет моей жизни, – сказала Анна Лия.

– Как вы узнали, что это я их писал? – промолвил учитель, когда к нему вернулся дар речи.

– Еще в день свадьбы я поняла, что мой супруг их написать не способен. А когда сын впервые принес домой табель с оценками, я узнала почерк. И сейчас я на вас смотрю и ни капельки не сомневаюсь, потому что я грезила вами с шестнадцати лет. Зачем вы это сделали?

– Луис Торрес был моим другом, и когда он попросил меня написать письмо его кузине, я не увидел в этом ничего плохого. Потом второе письмо, потом третье. А потом вы мне ответили, и отступить было выше моих сил. Эти два года были лучшими в моей жизни. В эти годы я жил надеждой. Я ждал ваших писем.

– Ага.

– Вы сможете меня простить?

– Это зависит от вас, – сказала Анна Лия, подавая ему костыли.

Учитель надел пиджак и встал. Они оба вышли на шумный двор, над которым пока еще не зашло солнце.

Дворец-призрак

Пять веков тому назад, когда суровые испанские беззаконники на заезженных лошадях и в доспехах, раскалившихся под солнцем Америки, ступили на земли племени кинароа, индейцы рождались, жили и умирали там уже тысячелетиями. Глашатаи завоевателей громко возвестили об открытии новых территорий, водрузили повсюду свои знамена и объявили эти земли собственностью заморского императора. Испанцы принесли крест – свой символ веры – и нарекли колонию именем святого Иеронима – Сан-Херонимо; для индейцев это было совершенно непроизносимое название. Туземцы с легким удивлением наблюдали за всеми этими наглецами с их торжественными церемониями, но до их ушей уже успели дойти известия о бородатых воинах, которые бродили по свету с железными погремушками, стрелявшими порохом. Индейцы слышали, что чужестранцы на своем пути сеют страдания и ни одно из знакомых им племен не смогло дать им отпор. Все местные воины погибали при столкновениях с кучкой кентавров. Туземное племя, о котором пойдет речь, было очень древним и очень бедным – таким бедным, что ни один из украшенных перьями местных монархов не смел обкладывать его налогами. Эти индейцы были настолько кроткими, что их не гнали воевать. С сотворения мира они жили тихо и не собирались менять своих обычаев из-за каких-то белокожих грубиянов. Однако скоро они осознали весь масштаб опасности и поняли, что игнорировать врагов бесполезно. Присутствие чужеземцев тяготило их, словно огромный камень на шее. В последующие годы множество индейцев сгинуло в рабстве, умерло под пытками ради насаждения чужих богов, стало жертвой неизвестных болезней. А уцелевшие туземцы разбрелись по лесным чащам и постепенно забыли даже имя своего племени. Скрываясь среди листвы, словно тени, они привыкли общаться между собой шепотом и всегда передвигаться по ночам. В искусстве камуфляжа они достигли таких высот, что не оставили никаких следов в истории, и поэтому сегодня об их существовании ничего не известно. О них не упоминается в книгах, но местные крестьяне говорят, что индейцев можно услышать в лесу. А когда у какой-нибудь девушки вдруг начинает расти живот и при этом неизвестно, кто ее соблазнил, люди приписывают отцовство будущего ребенка тени похотливого индейца. Местные жители гордятся, что в их жилах есть капля крови этих невидимых существ. Она вливается в единый поток, где смешивается с кровью английских пиратов, испанских солдат, африканских невольников, авантюристов, отправившихся на поиски Эльдорадо, и иммигрантов со всего света, сумевших