Первым из собора вышел Генрих Третий, ставший королем Франции после смерти своего брата, Карла Девятого, девять лет назад. На глазах Неда король улыбнулся и приветственно помахал рукой толпе парижан на площади перед собором. Темноглазому Генриху исполнился тридцать один год, его темные волосы уже редели на висках, отчего казалось, будто королевское чело уродует «вдовий пик»[83]. Таких, как он, англичане называли «политиками», un politique по-французски, подразумевая, что люди вроде него принимают решения по поводу веры, исходя из того, что, по их мнению, будет полезно для страны, а не наоборот.

За королем следовала его мать, королева Екатерина, мрачная дама шестидесяти четырех лет во вдовьем чепце. Королева-мать родила пятерых сыновей, но все они отличались слабым здоровьем, а трое из них умерли молодыми. Хуже того, ни один не оставил после себя сына, вследствие чего французский трон последовательно занимали братья покойных. Однако эта череда невзгод одновременно превратила Екатерину в наиболее могущественную женщину Европы. Подобно королеве Елизавете, она пользовалась своей властью, чтобы примирить религиозное соперничество, пригасить его уговорами, а не насилием, – и, тоже подобно Елизавете, не слишком преуспела.

Когда королевские особы удалились через мост на правый берег, из тройного сводчатого дверного проема собора повалили остальные. Нед присоединился к этой толпе, рассудив, что не вызовет подозрений среди множества тех, кто явился поглазеть на короля.

Вскоре он заметил Херониму Руис. Красавица испанка сразу бросалась в глаза, ибо, как было у нее в обыкновении, облачилась в красное. Ей недавно перевалило за сорок; точеная фигурка сделалась полнее, волосы немного поблекли в своем ослепительном блеске, а чувственные губы уже не выглядели такими полными. Но походка оставалась горделивой, а обольстительный взор из-под густых черных ресниц разил наповал. Она соблазняла и манила одним своим видом – правда, Нед догадывался, что былое природное очарование молодости ныне поддерживалось немалыми ухищрениями.

Они встретились взглядами. Херонима тут же его узнала, но равнодушно отвернулась.

Проталкиваться к ней целенаправленно не стоило: встреча должна выглядеть случайной. И ему придется быть кратким.

Нед постарался подойти поближе. Херонима сопровождала кардинала Ромеро, шла чуть позади, а не держала церковника за руку, чтобы не бросать вызов приличиям. Когда кардинал остановился поговорить с виконтом де Вильневом, Нед сделал шаг вперед и очутился рядом.

Продолжая улыбаться, как бы всем и каждому, Херонима тихо сказала:

– Я рискую жизнью. У нас всего несколько секунд.

– Хорошо. – Нед огляделся с рассеянным видом, заодно высматривая любого, кто мог бы обратить внимание на них двоих.

– Герцог де Гиз собирается вторгнуться в Англию.

– Господи! Как вы…

– Молчите и слушайте! – перебила она. – Иначе я не успею рассказать вам все.

– Простите.

– Два отряда. Один высадится на восточном побережье, другой на юге.

– Сколько всего людей? – Нед был вынужден это уточнить.

– Не знаю.

– Понятно.

– Это главное. Оба отряда рассчитывают на поддержку местных и пойдут на Лондон.

– Ваши сведения бесценны! – Нед мысленно возблагодарил Бога за то, что Херонима Руис страстно ненавидит католическую церковь, некогда замучившую пытками ее отца. Ему вдруг пришло в голову, что в какой-то степени их побуждения схожи: сам он возненавидел деспотическую церковь после того, как его семья пала жертвой епископа Джулиуса и его присных. Всякий раз, когда решимость противиться этому деспотизму в нем ослабевала, он напоминал себе о том, как церковники украли у его матери все, чего она добивалась на протяжении жизни, превратив сильную и умную женщину в безвольную старуху, для которой смерть стала благословенным избавлением от тягот. Боль воспоминаний бередила старую рану – и заново укрепляла решимость Неда.

Он искоса посмотрел на Херониму. Вблизи стали заметны морщинки на ее лице, а под чувственным обликом угадывался горький цинизм. Любовницей Ромеро она стала в восемнадцать лет – и сумела сохранить расположение кардинала до сего дня, но это явно обошлось ей недешево.

– Спасибо, – поблагодарил Нед от всего сердца. Пора было уходить, но ему нужно было спросить кое-что еще. – У герцога де Гиза есть соратники в Англии?

– Несомненно.

– Вы знаете, кто они?

– Нет. Я ведь собираю слухи по крупинкам, не более того. Прямых вопросов не задаю. Если начну расспрашивать, сразу попаду под подозрение.

– Понимаю.

– От Барни что-нибудь слышно? – Нед различил в голосе испанки сожаление о несбывшемся.

– Он вечно в море. Так и не женился. Зато завел сына. Мальчишке уже девятнадцать.

– Девятнадцать, – зачарованно повторила Херонима. – Как бежит время!

– Сына зовут Альфо. Похоже, от отца он унаследовал дар делать деньги.

– Умный мальчик. Все Уилларды такие?

– Ну, не мне судить.

– Передавайте Барни мою любовь.

– Если позволите…

– Скорее! Ромеро идет сюда.

Неду требовался постоянный и надежный способ связи с Херонимой. Он торопливо заговорил, размышляя вслух:

– Когда вернетесь к Мадрид, к вам в дом придет человек. Захочет продать притирку для молодости кожи. Наверняка это можно будет устроить, ведь в Испании хватает английских купцов.

Херонима грустно усмехнулась.

– Да, в моем возрасте такие притирки ой как нужны.

– Все, что вы ему скажете, передадут мне в Лондон.

– Хорошо. – Она отвернулась от Неда и лучезарно улыбнулась кардиналу, намеренно выпятив грудь. Ромеро увлек ее за собой. Глядя им вслед – Херонима шагала, вызывающе поводя задом, – Нед подумал, что пара выглядит грустно: молодящаяся любовница использует все известные уловки, чтобы сохранить привязанность развратного толстобрюхого старого церковника…

Порой Неду казалось, что мир вокруг сходит с ума.

5

Болезнь Одетты восхитила Пьера даже сильнее, чем подготовка к вторжению в Англию.

Одетта оставалась единственным препятствием на его пути к величию. Он сделался главным советником герцога, его слушали и ему доверяли, как никогда раньше. Он жил в покоях дворца на улице Вьей-дю-Тампль, вместе с Одеттой, Алэном и их давнишней служанкой Нат. Ему отдали во владение крохотную деревушку в Шампани, благодаря чему он теперь звался сьером де Менилем и считался дворянином, пусть и не знатным. Скорее всего, герцог Анри никогда не сделает его графом, зато у французских аристократов есть отвоеванное право назначать людей на важные церковные должности без согласования с Римом, а значит, Пьер Оман по воле герцога может стать настоятелем какого-либо монастыря или даже епископом. Осталось лишь избавиться от жены…