Нас догнало несколько лодок с дальних островов (острова Эар и Хиелап необитаемы). Мы нашли в них тот же любезный народ, как и прежде. Когда в третий раз показались под судном камни, то все в один голос закричали: «Орр, орр!» (мель); уверяли, однако, что эта мель не опасна и что можно прямо через нее идти к их островам. Может быть, они и правы; но я не мог на это положиться, потому что их понятия об опасности и безопасности мелей должны быть весьма отличны от наших.

Банка эта настолько удалила нас от островов, что мы должны были всю ночь лавировать, чтобы сколько-нибудь наверстать потерянное. На рассвете (10 декабря) увидели мы вчерашние два острова и еще три другие к NO, к N и W множество островов, составлявших обширную группу. Мы спустились к югу вдоль восточной стороны этой группы и потом вдоль западной, состоящей почти из одного рифа, до NW ее оконечности, куда дошли уже к вечеру.

Две или три лодки давно уже нас преследовали. Островитяне посетили нас большой толпой, как-только описные работы позволили нам остановиться для их принятия. Мы узнали, что имеем перед собой группу Могмог, на которой отец Кантова столетие назад основал миссию, и распознали все острова, о которых он упоминает. Островитяне дают группе этой общее название Улюфый («ф» выговаривается, как английское «th» в слове «the»).

Гости наши были, как всегда, любезны и пристойны, по обыкновению каждый избрал кого-нибудь исключительным своим приятелем и заключал союз этот, схватясь с ним палец за палец и потянув сильно в противоположные стороны. Здесь больше, чем во всех других местах, просили «тавахо» (tabago, выговаривается «тавахо»). Не со времен ли Кантовы познакомились жители Могмога с этим зельем? И не через них ли узнали другие употребление его? Замечание о неопытности фаисцев в мореходстве относится также и к здешним островитянам. Они весьма неловко управлялись со своими лодками и, приставая к шлюпу, одну едва не разбили, и, что еще необыкновеннее, все чрезвычайно перетрусили. Мы заметили между ними лодки двух родов: одни совершенно подобные улеайским, вероятно там купленные, другие гораздо худшей работы с поднятыми кверху оконечностями. Впрочем, управление теми и другими одинаково.

К заходу солнца гости оставили нас, осыпанные подарками. Один старшина желал остаться ночевать на шлюпе; но я отклонил его желание, сказав, что если ночью поднимется крепкий ветер и шлюп унесет в море, то он должен будет ехать со мной в Россию. Их очень забавляло, что я мог объяснить им это на их языке.

Острова Могмог, Фалалеп и прочие, на которых находилась испанская миссия, лежат в восточном конце группы, и потому, хотя и в виду у нас, но были на довольно большом еще расстоянии. Мне весьма хотелось исследовать, нет ли там каких-нибудь следов этой миссии; и хотя крайний срок, до которого мне можно было оставаться в Каролинском архипелаге, уже миновал, но я решил пожертвовать еще одним днем, чтобы попытаться туда вылавировать. Но, лавируя всю ночь и весь следующий день (11 декабря), мы мало смогли выиграть против тихого ветра, большой зыби и сильного западного течения и успели только связать углами северную сторону группы. Если бы я зависел от себя, то посвятил бы еще неделю на исследование этого во многих отношениях интересного места, но теперь обязанность моя была не заставить спутника нашего ждать себя, и потому вечером направил я путь к Китайскому морю.

С раннего утра сегодня вышло к нам несколько лодок: одни из-за NW оконечности, лавируя, нас преследовали и скоро догнали; другие встретили, перебравшись через Северный риф. В числе посетителей было несколько прежних знакомцев. Старшина Элубуот, избравший меня накануне другом, поднес мне связку рыбы с описанным выше знаком в изъявление того, что это приношение дружбе, и нюхая мне сильно руку. Гости наши пробеседовали у нас целый день очень весело и пристойно, все замечая и хваля. Более всего удивляли их портреты, и именно то, что, куда бы они ни переходили, портреты следовали за ними глазами и одновременно на всех смотрели.

Вопреки всем расчетам, плавание наше до Китайского моря было очень неудачно. Тихие переменные ветры вместо дующего здесь обыкновенно в это время года свежего пассата позволяли нам только медленно подвигаться. Вечером (16 декабря) виден был к SW довольно яркий зодиакальный свет бледно-желтого цвета. Он простирался до высоты около 30°. Звезды сквозь него были видны, но с меньшей яркостью, как сквозь северное сияние. Вообще он походил на весьма слабый сполох, но отличался спокойным светом, начинался вскоре после захода солнца и продолжался, постепенно ослабевая, почти до 8 часов. Хотя горизонт был совершенно чист, но под этим зодиакальным светом была темная, неширокая полоса, как под северным сиянием, но не дугой.

Поутру 23 декабря мы увидели острова Баши и миновали их благополучно, не встретив дурной погоды, весьма часто здесь случающейся. Путь наш вдоль берега Луконии был также не весьма успешен по причине тихих ветров и противных течений; не прежде, как в день Нового года, вошли мы в Манильскую губу. У острова Коррехидора встретил нас брандвахтенный катер, сделавший нам обыкновенный опрос и известивший, что шлюп «Моллер» давно уже стоит в Маниле. Вечером того же дня положили мы якорь возле нашего спутника.

Испанский мореход Ласеано (Lazeano) открыл (1686) к югу от Гуахана большой остров, который в честь короля Карла II назвал la Carolina (Каролина). После него остальные, встречая другие острова и принимая их за тот, что открыл Ласеано, давали им то же название, которое таким образом распространилось, наконец, на все острова, лежащие в этой части Великого океана.

Пределами этого архипелага по параллели считаем мы, согласно с адмиралом Крузенштерном, к западу острова Паллы (Palaos, Pelew прежних карт), к востоку остров Юалан, а по меридиану широты 2° и 12° N. Определение это довольно произвольно. Жители архипелагов Радак и Ралик принадлежат к тому же племени и не больше отличаются от каролинцев, чем жители разных островов принятого нами пространства между собой, и потому предложение Шамиссо соединить все эти острова, причисляя к ним и Марианские, под одним общим названием имеет свое основание. Но, если бы подразделения были нужны, то следовало бы отличить часть Каролинского архипелага, простирающуюся от островов Мортлока к группе Улюфый и обитаемую собственно мореходствующим и торговым народом. Восточные их единоплеменники постоянных сношений с ними совсем не имеют, а живущие дальше к западу, хотя и принимают у себя гостей, но сами в даль не пускаются.

Миссионеры иезуитской коллегии в Маниле первыми сообщили сведения, что острова эти обитаемы народом добрым и кротким, упражняющимся в мореплавании и торговле. Этого достаточно было, чтобы возбудить благочестивую их ревность и поселить в них желание озарить светом религии народ, столь много обещающий. Отец Хуан Антонио Кантова, живший на Гуахане, познакомился с каролинцами, занесенными в 1721 году на берега этого острова, и получил от них подробные сведения как о положении этих островов, так и о правлении и обычаях, там существующих. В следующем же году Кантова посетил эти острова и с тех пор неоднократно повторял апостольские свои посещения – с каким успехом, неизвестно; наконец, в 1731 году основал постоянную миссию на острове Фалалепе (группа Улюфый), но вскоре был убит на соседнем острове Могмоге, чем и пресеклись сношения испанцев с Каролинскими островами.