Тамошний бар располагал ромом и текилой (мы, привыкшие к слабому пуншу, с неё поплыли быстро). Наш навигатор, почти синий, быстро отправился на койку. Да, местечко интересное, хоть мы ничем там не поживились, не считая выигрыша в карты. Так бы это и оставалось всего лишь обычным путешествием, не случись кое-что. Внезапно в таверну ворвались необычные куэросские моряки: обычно смуглая кожа их казалась бледной, глаза были дикие, красные, бороды потрепанные. Их предводитель носил маску из серебра с удлиненным подбородком.

Все, в каких позах были, в таких и застыли: я с островитянкой на руках прямо посреди танца. Бледные, казавшиеся мертвыми моряки приблизились к смуглым восточным пиратам, носившим золотые побрякушки. Моряк в серебряной маске заговорил. Мой капитан, знавший немного куэроский язык, начал переводить нам шепотом (я успел поставить девушку, с которой танцевал на пол и подойти к своим).

— Возмездие явилось, Вазир, — замогильным голосом начал говорить человек в маске, — и ты познаешь участь тех, кто осмеливается красть сокровище Альмихфар («не знаю, что за слово»— прервался капитан) и перейти нам дорогу.

— Ты… живой, — недоумевал капитан из Куэроса, к которому обращался человек в маске, он лепетал, — моя команда, тогда… моя команда закончит начатое.

Человек в маске направил свой скимитар в его строну:

— Твоя команда сама сдаст тебя нам, как только увидит, с чем мы пришли, — он развернулся и пошел к выходу, но вдруг остановился, — ты сказал «живой»? С этим небольшая промашка.

Мрачные бойцы «серебряного человека», как мы его окрестили, вышли вслед за командиром. После этого хозяин таверны подошел к окну и ахнул:

— Храни нас Элеос!

Моряки всех мастей выбежали наружу, где застыли, как истуканы, мы в их числе. Перед нами предстал корабль нежданных гостей. Он покоился на спине невероятных размеров морского китообразного чудовища, буквально впившись ему в плоть. Монстр бил по воде плавниками и хвостом, создавая волны. На теле зверя были многочисленные рубцы и шрамы, виднелись открывшиеся ребра.

— Левиафан, — спокойно заключил утзгардский капитан.

Тип в маске не соврал, команда Вазира, увидав чудовище, схватила собственного капитана и отдала его в плен врагам. Вазир бился и метался, но в итоге просто поник. А когда мрачные корсары взошли на борт своего корабля, чудовищный левиафан погрузился под воду, и больше мы их не видели, — закончил Джозеф свой рассказ.

— А мораль в чем? — поинтересовался я.

— А нет здесь никакой морали, — ответил он, — в следующий раз рассказываешь ты.

— Ну и ладно, — ответил я, понимая, что вот-вот засну.

Благо у меня было, что рассказать Джозефу. Однако на следующий вечер я встал перед выбором, что именно. О войне рассказывать не было желания, про работу в строительной компании тоже. Думал рассказать про то, как был дозорным на Диком Севере, поучаствовал в перестрелке и встретил самого дока Фрайдея, которого так боготворил Джозеф Вортекс. Да уж, бывалый моряк любил восхвалять беглого имперского инженера. «Все люди разные», — говорил он, — бедные и богатые, здоровые и больные, но док Фрайдей нашел способ всех уравнять!». Решив, что Вортекс умрет от зависти из-за моей встречи с его кумиром, я понял, придется рассказывать что-нибудь другое. Выбор пал на те славные времена, когда мне довелось участвовать в экспедиции старателей к Мертвому озеру Сульфеос.

— Ты и старателем успел побывать? — дивился Джозеф, — что еще расскажешь, иль небось и в имперском ордене каком состоял?

— Боги упаси! — я смеялся, а потом рассказывал, — коллегия старателей тогда только-только появилась, им нужны были люди, вот я и предложил им свои услуги. Старатели всегда тесно сотрудничали с Республиканским фармацевтическим обществом, и им нужна была сера и редкие минералы, которые, по слухам, можно было найти только на дне Мертвого озера. За этим мы и направились на восток, в Дикие земли. В начале меня смутило, что прямо по соседству с нашей родной хартфортской тайгой расположилась каменистая пустыня без единого растения. Довольно быстро я понял, в чем причина. Там царила ужасная, непреодолимая засуха, к тому же, все Дикие земли находились много выше уровня моря. Горло пересыхало каждые несколько минут. Дикие земли — каменные пустоши, испещрённые каньонами и заставленные циклопическими столбами — причудливыми глыбами камня, некоторые из них достигали высоты Дворца демократии в столице. У нас было два пути выживания там: постоянно таскать с собой огромное количество воды, либо найти её источник. Мы выбрали второй вариант. Подходящее место нашли прямо на дне бывшего озера, рядом с обрывистым берегом. Каждый день мы отправлялись на небольшие вылазки, вооружившись до зубов оборудованием и огнестрелом. Главной задачей было рассчитать запас воды на дорогу туда и обратно. Дно Мертвого озера было испещрено разломами с огненно-оранжевой бурлящей серой внутри. Чтобы добыть редкие магические минералы, мы фильтровали серу. Был еще один способ, крайне опасный — убивать водящихся в округе монстров: гигантских насекомоподобных тварей с серными камнями в хитине, или саламандр, которые иногда выползали на камни погреться в лучах холодного северного солнца. Почти все твари, живущие на дне озера, были пропитаны солью или серой. То тут, то там виднелись синие огни в пустошах.

Не думаю, что тебе, Джозеф, покажется интересным подробное описание того, как мы неделями искали полезные ископаемые, задыхаясь от вони, промывали серу, забирались в самые опасные и глубокие расщелины, не всегда возвращаясь обратно в полном составе. Был случай, когда совсем молодой старатель, Джек Даймондфилд, пропал в пропасти, когда веревки, приходившиеся ему страховкой, оборвались. Мы успели похоронить его, когда неожиданно Джек, весь потрепанный, со сломанной ногой появился прямо у лагеря посреди ночи. Оказалось, что он попал в сеть пещер, где хватало влаги, чтобы выжить. Так он и полз по камням, цепляясь ободранными руками и опираясь единственной уцелевшей ногой. Как сказал нам сам Даймондфилд, его спас всеобъемлющий первобытный страх умереть там, внизу, в темноте, холоде и сырости. Повторяя слова «нет, никогда!» он полз и полз вслепую на слабые дуновения воздуха, облизывая влажные валуны и изредка отдыхая.

— Да, мальчонка теперь ни в жизнь не полезет больше в такие ходы, — заключил Джозеф.

— Если бы, — я вздохнул, — Наступил рассвет следующего дня, холодный северный рассвет, и мы поняли, что тяга увидеть солнце была единственным стержнем, поддерживающим Джека Даймондфилда. Лишь только лучи солнца коснулись его глаз, мальчик испустил дух, — я прервался.

Некоторое время мы просто лежали в тишине, прерываемой лишь грохотом безжалостных волн. Первым заговорил Вортекс:

— Как-то это неправильно, не честно…

— Что? — спросил я, задумавшись уже о другом.

— Как все закончилось. Салага еще и