что поддавалось обновлению в духе времени. Стал неписаным законом коллективный (по принципу «мозговой атаки») творческий поиск новых идей.

Естественно, главным генератором тогдашней перестройки «Крокодила» был его главный редактор. Что же до результатов, то тут самый неотразимый показатель — тираж. За время «правления» М. Г. Семенова он вырос в шесть раз и достиг почти шести миллионов — цифра для юмористического издания всемирно небывалая и до сего дня неперекрытая… Составители Книги рекордов Гиннесса, где вы?

Но растущая популярность журнала была для М. Г. Семенова отнюдь не самоцелью, а средством усиливания воспитательной действенности сатиры. Выступая на одном из всесоюзных совещаний сатириков, он говорил:

— Можем ли мы мыслить развитие нашего общества без критики и самокритики? Конечно, это будет не развитие, а застой.

Если здесь иметь в виду подлинную критику, возможную только в условиях широкой гласности, то надо признать, что эти слова, произнесенные четверть века назад, оказались провидческими.

Труды, радости и горести главного редактора, оставив свои следы на тысячах страниц «Крокодила», тем самым останутся в истории журнала, в истории нашей журналистики и литературы. Но в этой истории останется и его имя как талантливого юмориста и сатирика-публициста. Впрочем, Мануил Семенов был на все, так сказать, жанры мастер: писал и переводил стихи, прозу, драматургию… Орден Октябрьской Революции, три ордена Трудового Красного Знамени, ордена Красной Звезды и Отечественной войны, болгарский орден Кирилла и Мефодия, боевые медали, почетное звание заслуженного работника культуры РСФСР — достойные знаки уважения к его славной биографии.

Как человеку, проработавшему в редакции рядом и вместе с Ману-илом Григорьевичем всю его «крокодильскую жизнь», мне доводилось подчас и вступать в споры с ним, но в конечном счете, как правило, приходить к единому мнению. И, просматривая сегодня памятные записи такого рода, я хотел бы подписаться под еще одним его прогнозом, на этот раз более оптимистичным:

— Сатира будет жить и развиваться. Будут изменяться этические критерии, и недостатки, с которыми мы свыклись, тогда будут выходить на первый план. Объектов для сатиры будет достаточно, и я уверен, что «Крокодил» будет жить много-много лет.

А. ВИХРЕВ

МОЯ КОРОТКАЯ БИОГРАФИЯ

Итак, перо и чернила приготовлены, бумага под рукой, теперь надо кратенько рассказать о себе. На былинно-кадровом языке этот вид прозы называется автобиографией. Он очень распространен, в этом жанре пробовали силы и испытывали свой творческий стиль и почерк практически все. И не раз. За свою жизнь, включая и четыре армейских фронтовых года, я переменил никак не меньше двадцати мест службы или служебных постов. Не по своему хотению, конечно. Была бы моя воля, так я бы до сих пор занимался тем, к чему меня приохотил отец еще в шестнадцатилетнем возрасте, то есть ловил бы рыбу. Или, что было бы верхом блаженства и неисчерпаемым источником удовольствия, служил бы бакенщиком в низовьях Волги. Так нет же, меня без конца перебрасывали с одного места на другое, будто я какой-то камешек, а не живой человек. И каждый раз, прежде чем размахнуться и кинуть, требовали от меня:

— Напишите автобиографию.

И я покорно брался за перо и бумагу. Сочинял автобиографии и при выездах за границу, вступлении в профессиональный журналистский или писательский союз, при выдвижении на какую-нибудь премию, награду, почетное звание и т. д. Если бы сейчас собрать все написанные мною автобиографии вместе, то получилась бы довольно пухлая книжка, правда, для очень ограниченного круга читателей: нескольких моих родственников и хороших знакомых, какого-нибудь влюбленного в этот жанр литературы кадровика и меня самого.

Однако я немножко отвлекся. Ближе к делу!

Родился я ровно за 55 дней до того, как началась первая мировая война. Пехотные полки и артиллерия, конные корпуса и саперные части медленно двигались к русско-австрийской границе навстречу друг другу. За ними тянулись обозы с сапогами из гнилой кожи для живых солдатиков и крепко сбитыми березовыми крестами в память убиенных. Побрякивали на возах обитые белой жестью иконки.

А в обеих столицах и других крупных городах враждующих стран гремели оркестры, по улицам катились толпы разогретых патриотизмом и дешевым вином людей — мужчин и женщин, которые истошно орали: «Боже, царя храни!», «Бей немчуру!» и «Хох!», «Нах Русланд!».

И все эти шумные шествия сопровождались грохотом орудийных лафетов, топотом конских копыт и уже доносившимися с фронта уханьем мортир и гаубиц, разрывами шрапнельных снарядов.

Я лежал в подвешенной на толстом крюке зыбке и, вперив вопросительный взгляд в засиженный мухами потолок, мучительно думал: отчего такой шум, по какому поводу поднялась эта суета? Неужели все из-за того, что я изволил родиться?

Но вернемся опять на некоторое время к дате моего рождения. Она не случайна. Когда у моих родителей появилась первая, еще пока неясная задумка относительно моей персоны, то они, как люди предусмотрительные, заглянули в календарь. Их интересовало начало лета: что примечательного случалось прежде в это благодатное время года? Оказалось, 6 июня родились великий сочинитель А. С. Пушкин и выдающийся музыкант Арам Хачатурян.

— Будешь третьим! — произнес отец сакраментальную фразу, которая, впрочем, тогда не имела столь ужасного смысла, как в наши дни.

— Правильно, — поддержала родителя моя мать. — Может быть, наш сын в этой приличной компании научится чему-нибудь хорошему.

Решение было единодушным, и я родился 6 июня 1914 года.

Теперь, когда с датой покончено, можно переходить к месту рождения. Оно тоже очень важно и так же, как и дата, не подлежит произвольному изменению. Поясню примером. Некто родился в Нижней Каменке. Давным-давно это было. За минувшие годы многое в тех местах изменилось. Исчезла речка Каменка, давшая в свое время имена обеим деревням — Верхней и