Я стояла на коленях возле коробок с письмами, адресованными моим бабушке и дедушке. Они были разбросаны по всему ковру в гостиной. Мы с двумя моими тетушками пересматривали каждое письмо, чтобы определить, какое из них оставить, а какое выбросить. Мой любимый дед, которого я звала Бапа, умер. Бабушка пережила его, но страдала от деменции.

Я открыла последнюю коробку. Здесь хранились самые недавние письма. На них не было марок. Я достала листки бумаги из незапечатанных конвертов и поняла, что это любовные письма, написанные дедом своей жене, с которой он прожил шестьдесят с лишним лет. Бабушка Ева уже потеряла способность связно говорить и забыла свое имя. Мое сердце сжалось, когда я представила, как дед пишет женщине, любимой им столько лет, стремясь донести до нее свои чувства, и при этом понимает, что она не может прочесть ни слова. Красивый почерк моего Бапы складывался в абзацы воспоминаний.

Он писал: «Ева, помнишь, как мы вместе взобрались на холм, где я впервые занялся с тобой любовью?»[1]

У меня отвисла челюсть. Мой воспитанный в католическом духе дед пишет о романе с бабушкой в 1930-е годы, когда они еще не были женаты. Мне пришлось отвлечь тетушек от хлопот с наследством: «Джун, Шеван, вы только послушайте это!»

Я зачитала им вслух этот отрывок, и младшая из тетушек – Шеван – произнесла сквозь смех: «И они еще читали мне нотации о святости девственности до замужества! С ума сойти!»

Вторая тетя, старшая и более серьезная, профессор этики и религии, да к тому же бывшая монахиня, тут же пресекла наше веселье: «Там не было ничего такого, о чем вы подумали!» Она даже не решалась произнести это слово. За нее это сделала я: «Ты имеешь в виду секс? Да брось, Джун! Ты только представь себе Еву и Фила в стоге сена на холме, где они впервые дали волю своим любовным чувствам. Какая романтика! Просто невероятно!» Я специально дразнила ее, чтобы снять напряжение.

Ей было не смешно, но Шеван расхохоталась. Спустя пару секунд легкая улыбка появилась и на губах Джун, которая представила себе жаркие объятия своих родителей до свадьбы, но все же попыталась мягко угомонить нас и сказала, что у нас еще куча работы. Она на какой-то короткий момент позволила себе поддаться силе моего убеждения, но отвлечь ее от дела было невозможно.

Мне этот забавный, словно из кинокомедии, эпизод доставил большое удовольствие. Я знала, что такое конфликт понятий. В 1930-е годы «заниматься любовью» (to make love) совсем не обязательно означало заниматься сексом, как в наши дни. Но с этим письмом все было не так просто. Ведь Бапа написал его не в 1937-м, а в 1997 году. Он описывал в нем события 1930-х годов, но делал это в конце XX века. И он, конечно же, осознавал, что времена изменились и эти два слова значат уже не то, что прежде. Однако, возможно, он сознательно возвращался к их прежнему значению. Может быть, с помощью устаревшего выражения он пытался всколыхнуть заблудившийся разум своей жены и побудить ее вспомнить более сладкий период ее жизни? Или он этой идиомой выражал ностальгию по своим собственным воспоминаниям? Или мы все-таки наткнулись на откровение на смертном одре, своего рода исповедь, за которой стоял скандал и секрет, сохранявшийся вплоть до самой смерти, – что они с Евой, всю жизнь соблюдавшие католические нормы, были любовниками до свадьбы?

Тете Джун хотелось, чтобы ее родители остались в памяти как добрые католики. Моей младшей тете Шеван хотелось представить их себе в роли бунтарей, отдавших предпочтение своим собственным ценностям перед церковными доктринами. Каждая из этих интерпретаций демонстрировала определенные стороны личности не столько родителей, сколько самих сестер. У каждой из них была своя история о родителях. Чуть позже я полушутя намекнула своей матери, что ее родители, воспитанные в католическом духе, возможно, имели секс до свадьбы. Она улыбнулась и отмела это предположение как чушь. Она хорошо помнила, что такое католическое воспитание, и никакие письма, тем более написанные в значительно более поздний период, не могли поколебать то, что она знала о своих родителях.

Вас, вероятно, интересует, кто же был прав. Вот тут-то и кроется вся суть критического мышления. Мы берем какие-то сведения, свой опыт, язык, память, убеждения и на основании всего этого формируем суждения. В данном случае члены нашей семьи так и не смогли прийти к общему мнению о том, что значили слова «заниматься любовью». Бапа умер. То, что он подразумевал в своем письме, умерло вместе с ним. Для меня это письмо осталось очаровательной загадкой – одним из тех восхитительных парадоксов текстовых интерпретаций, которые не позволяют забыть, что критическое мышление не всегда приводит к однозначным выводам.

Способность давать оценку свидетельствам, выявлять в них предубеждения, учитывать различные точки зрения (даже доставляющие душевный дискомфорт) и выносить некий вердикт, который вы считаете истинным (по меньшей мере на данный момент), – в этом и состоит смысл и задача критического мышления. Эту сложную задачу очень трудно решить в рамках своей семьи, потому что ваши детские убеждения часто являются наиболее прочными, хотя вы их и не осознаете.

Критическое мышление – это способность не только критиковать чужие мысли, но и подвергать сомнению свои собственные. В издательских кругах часто можно услышать: «Главное – это контент». Мне больше нравится выражение, бытующее среди ученых: «Главное – это контекст». То, что вы узнали, в том числе каким образом и почему вы это узнали, а также то, чего вы не знаете и почему не знаете, – все эти невидимые факторы окрашивают понимание абсолютно любого предмета. В этой книге мы исследуем, каким образом дети приобретают представление о себе и как мы можем помочь им улучшить этот образ. Каждый день, осознаем мы это или нет, дети оценивают происходящие события и формируют убеждения. Спустя годы они могут передумать и отвергнуть какие-то из этих убеждений. От того, что и как они думают, зависит их мировоззрение (религиозное или светское). У них формируются политические позиции, которые через годы могут по каким-то причинам показаться устаревшими и измениться. На самом деле все мы используем различные инструменты критического мышления для принятия всевозможных решений. Мы пользуемся критическим мышлением, даже заказывая себе обед в ресторане! Мы принимаем решение, исходя из разных личных критериев. Насколько я голодна? Какие блюда больше соответствуют сезону? Не придется ли есть это блюдо руками (на первом-то