она, и в голосе её прозвучали грустные нотки. – Я вас высажу у входа. Мне сейчас влетит, за то, что я без разрешения покинула дворец.

– Не стоило так из-за меня рисковать.

В ответ я получил насмешливый взгляд. Её лицо с озорными глазами оказалось совсем рядом.

– Вот еще! Хочу – и рискую.

Карета остановилась. Софья нехотя разжала пальцы, выпуская мою руку.

– Прощайте, – прошептала она.

– До скорой встречи, – ответил я.

Она еще хотела что-то сказать, но лакей захлопнул дверцу, и карета покатила дальше.

Я приказал ординарцу отправляться в казармы, а лошадь мою отвести в полковую конюшню.

– Как же вы потом в ночи доберётесь? – забеспокоился он.

– Ничего, дойду. Здесь недалеко.

Вокруг было тихо, темно и пустынно. Но, несмотря на позднее время, в штабе еще светились окна. Работает Алексей Андреевич, с уважением подумал я. Вспомнил, как он засиживался до полуночи и меня не отпускал, пока со всеми делами не разберётся. Я поднялся по знакомой лестнице, к знакомому кабинету. За столом дежурного адъютанта сидел молодой офицер. Раньше его никогда не встречал.

– Лейтенант Добров, – отрапортовал я.

– Зачем вы пришли так поздно? Генерал-губернатор уже не принимают, – ответил холодно адъютант, даже не взглянув в мою сторону. Меня это взбесило. Что значит: «не принимают»? Я что – проситель?

– Потрудитесь встать и доложить о моем приходе, – жёстко потребовал я.

Адъютант оторвался от бумаг, посмотрел на меня с удивлением и надменно сказал:

– Вам же доложили, что генерал-губернатор не принимают. Извольте прийти завтра.

– Прошу не указывать, что мне делать! – Я повысил голос. Этот сопляк еще будет мне перечить. – Немедленно доложите обо мне генерал-губернатору.

– Я вызову караул! – пригрозил он.

– Что? – вспыхнул я, и рука невольно потянулась к эфесу шпаги. Что за наглость? Я мог к Аракчееву входить в любое время без всяких церемоний. А этот желторотик угрожать мне вздумал. – Вызывайте!

В это время дверь в кабинет приоткрылась.

– Что за шум? – спросил человек, показавшийся на пороге. – Добров! – радостно воскликнул он. – Чертяга! Вы ли это? А, ну, подите-ка сюда!

Я оказался в крепких объятиях графа Никиты Панина.

– А возмужал-то как! И порохом весь пропах. Заходите. – Я не успел опомниться от неожиданной встречи, а он уже впихнул меня в кабинет.

Сказать, что я сильно удивился – ничего не сказать. Я был ошеломлён! За широким столом, покрытым зелёным сукном, в кресле Аракчеева восседал фон Пален. Безупречный парик, безупречный зелёный сюртук из-под которого выглядывал ворот безупречно белой блузы. Уловив на моем лице полную растерянность, он громко рассмеялся, поднялся, подошёл ко мне и дружески обнял за плечи.

– Да, Добров, такие, вот, дела. Я, фон Пален, нынче военный губернатор Петербурга.

– А где Алексей Андреевич? – выдавил я из себя.

– Ох, не простая это история, – покачал головой фон Пален и вернулся на прежнее место.

– Алексей Андреевич нынче в опале, – прост объяснил Панин и добавил: – Впрочем, и я нынче в опале. Нахожусь в Петербурге нелегально. Вот, на часок заскочил к Петру Алексеевичу.

И они оба добродушно рассмеялись.

– А вы прямо с дороги? – фон Пален взял в руки перо, положил перед собой лист гербовой бумаги. – Не желаете стакан лафиту? У меня отличное вино из Бордо.

– Нет, спасибо, – отказался я. Последний раз ел рано утром, и после стакана лафиту на голодный желудок меня бы развезло.

– Я напишу распоряжение, чтобы вам выделили квартиру и денежное пособие. Вы не состоите ни в какой масонской ложе? – серьёзно спросил фон Пален.

– Нет, – растерянно ответил я.

– Вот и хорошо. А то, знаете, по нынешним порядкам, прежде чем получить деньги, надо подписать заявление, что вы не состоите ни в каких тайных организациях. Это правильно, что вы ко мне заглянули, хотя и так поздно. Кстати, а почему вы пришли в столь неурочный час? Срочное дело было к Аракчееву?

– Мне надо добиться аудиенции императора, – сказал я.

Фон Пален прекратил писать и строго спросил:

– Зачем?

– Я хочу просить за Суворова. Генералиссимусу обещали триумфальную встречу. Он заслужил. Он освободил Италию. Он спас армию…

Повисло молчание. Панин прокашлялся, но ничего не сказал, подошёл к окну и уставился в темноту.

– Послушайте, Семён, – осторожно начал фон Пален. – Вы уезжали из одной России, вернулись совсем в другую. Нынче очень важно следить за своими словами и своими поступками. За одну неверно произнесённую фразу, даже случайно, не по злому умыслу, можно оказаться в Сибири или того хуже…

– Я должен поговорить с императором, – стоял я на своём.

Фон Пален почесал свой римский благородный нос, собираясь с мыслями.

– О Суворове? А поймёт ли вас император?

– Почему он не должен меня понять?

– Как бы вам объяснить, Добров… Вы Павла Петровича хорошо знали? Его странные поступки, его неуравновешенный характер?

– Я знал его, как благородного, умнейшего человека. Он мог вспылить, но всегда руководствовался здравым смыслом.

Панин и фон Пален коротко переглянулись.

– Посмотрите, вот! – Фон Пален достал из ящика стола белый конверт с Российским гербом. – Я должен отправить с курьером это письмо первому консулу Франции, Наполеону Бонапарту. Письмо от Павла Петровича. В нем он вызывает Наполеона на дуэль. Наполеона! На поединок! Как вам новость?

– Не может быть, – не поверил я. – Что за глупость?

– Может, – вздохнул фон Пален, бросив конверт обратно в ящик. – Я же вам объясняю: другая Россия, и император – другой. Впрочем, я вас предупредил. Если желаете, завтра попрошу, чтобы он вас принял. Вам Павел Петрович не откажет. Великий князь Константин уж очень тепло о вас отзывался. Кстати, почему до сих пор вы в лейтенантах?

– Да уж выпишите ему патент капитана, – предложил Панин.

– По его заслугам, я просто обязан это сделать! – согласился фон Пален. – И деньги на мундир получите. Непонятно, что у вас за форма. Патруль остановит, попадёте на гауптвахту за нарушение устава. И вот, что, господа, – он изобразил улыбку. – Давайте, как в старые времена, сойдёмся у меня за поздним ужином. Семён, вы ни в какие казармы не пойдёте сегодня. Найдётся для вас уголок в моём скромном доме. Все! Решено!

Скромным домом оказался просторный дворец на углу Невского и набережной Мойки. Карета генерал-губернатора остановилась у резных дверей. Вход охраняли гранитные львы. Лакеи бросились помогать выйти нам из кареты.

– Вот этого юношу – в мыльню, – распорядился фон Пален насчёт меня. – Всю его одежду сожгите и подберите новое платье.

– Не стоит так обо мне заботиться, – попытался сопротивляться я.

– Мой юный друг, кто о вас еще позаботится? – изобразил змеиную улыбку хозяин дома.

Меня провели в подвал, где располагалась мыльня, запихнули