В прошлый раз Марго не удивила меня ни единой выходкой и – пожалуйста! – на сцене была вялой, тусклой и рассеянной. Зато в этот раз я могла гарантировать, что зрителей ее выступление не разочарует. Еще до того, как Марго появилась в поле моего зрения, было ясно, что знаменитая джазовая певица пребывает в ярости. В маленьком зале гродинского аэропорта было довольно людно, и все попеременно поворачивали головы только в одну сторону – туда, откуда доносился писклявый голосок, выкрикивающий: «Почему у вас нет носильщиков? Что за дикость? Я же не могу тащить багаж сама!»

Это, конечно, кошмарный штамп, но Марго Лэнс в западной прессе называли русской Эллой Фицджеральд. Лично мне, недалекой в плане музыки блондинке, казалось, что Марго невероятно похожа на Эдит Пиаф. Я имею в виду внешнее сходство. Хрупкая, маленькая, высоколобая, с наивным взглядом детских карих глаз и пышной темной шевелюрой, она обладала волшебным качеством приковывать внимание к своей персоне. Если бы мне предложили угадать ее возраст, я бы даже не стала пробовать. Ее кожа была желтоватой, как пергамент, ровной, гладкой и абсолютно неживой. Казалось, она просто натянута на кости черепа, что убивало всякий намек на миловидность. Зато у Марго совершенно не было морщин, а ведь она ровесница Нику, которому уже перевалило за сорок пять.

В жизни ее голос звучал как скрип ржавых петель, а на сцене она виртуозно демонстрировала какой-то невероятный музыкальный и эмоциональный диапазон. Люди, побывавшие даже на неудачном концерте Марго Лэнс, вроде прошлогоднего гродинского выступления на джаз-фестивале, навсегда запоминали и ее голос, и ее лицо.

Я читала несколько интервью Марго. Первые уроки вокала Маргарита Мащенко брала у Людмилы Витальевны, матери Ника Сухарева. После школы Марго поступила в консерваторию, а после консерватории – уехала за границу. Сначала – в Германию, а затем – в США. Довольно долго ей приходилось выступать в дешевых шоу-программах, и только лет через десять ее, наконец, заметили. Точнее сказать, ее заметил только один человек, но очень важный. Джордж Лэнс, владелец студии звукозаписи, продюсер и по совместительству очень обеспеченный человек. Он открыл талант Марго Лэнс. Только благодаря его поддержке, связям и деньгам звезда взошла на джазовый небосклон.

Несколько лет назад Джордж умер от рака, оставив Марго солидный капитал, который она уже умножила в несколько раз.

В Гродин Марго приезжала по приглашению старого приятеля, то есть Ника Сухарева. Это была чистая благотворительность с ее стороны, о чем она неустанно напоминала всем и каждому. Всем, кроме Ника. Ему одному она говорила, что безумно рада выступать в родном городе.

К своей машине чемоданы Марго я отнесла сама. Джаз-диве совершенно не показалось, что для меня ее баулы тяжеловаты. Она едва поздоровалась со мной, заявив, что ей необходимо поскорее найти место для отдыха. Часовые пояса, я должна понимать…

Сев на заднее сиденье, Марго достала пудреницу и взялась поправлять едва заметный макияж. Выглядела дива очень просто: льняные брючки, трикотажный льняной джемперок, удобная обувь. Все – голубого цвета.

Я решила, что отвезу Марго в гостиницу «Джаза». В прошлый раз она жила у Витальевны, но сейчас я не могла встретиться со свекровью. Она бы почувствовала, что со мной что-то не так, начала бы задавать вопросы. А мне на них не ответить… Потом, все – потом.

– Так вы – Жанна, – пропищала Марго.

Сначала я даже не поняла, ко мне ли она обращается. Может, по телефону говорит?

– Ну?.. – Диве не нравилась моя неотзывчивость.

– Это вы мне?

– Ага.

– Нет, я не Жанна. Я встречала вас в прошлом году.

– Не помню.

Зачем-то я решила разъяснить:

– Жанна – любовница Ника, а я его бывшая жена.

– Понятно, – скрипнули с заднего сиденья. – Высокие отношения. Ну, у Ника вечно с бабами полная каша.

– Полная чаша, – бездумно срифмовала я.

Марго, на удивление, меня не раздражала совершенно.

– И полная чаша тоже. Хотя он не бабник.

– А вы, наверное, с детства его знаете?

– Ага. С детства. Я у его матери вокалом занималась. – Голос Марго немного смягчился. – И Ник был моей первой любовью. Ревнуете?

– Конечно, – легко согласилась я. – Но думаю, Жанна больше бы расстроилась.

– А он вас ради этой Жанны кинул?

– Да.

Наш разговор был похож на игру в пинг-понг. С заднего сиденья – на переднее – и обратно. Без эмоций, без накала.

– Меня, если честно, он тоже бросил. Если бы не бросил – никогда бы не поехала поступать в консерваторию. Ни за что. И если бы сейчас он меня попросил с ним остаться – осталась бы без разговоров. Вы хоть поняли, как вам повезло, что он вас любил?

Я не смогла отбить подачу. Марго выиграла.

8 июня, день

– Странное дело, тридцать лет прошло с тех пор, как у нас с Ником была любовь. Тридцать лет! Даже уже не страшно. И все эти тридцать лет всех своих мужчин я сравниваю только с ним. И ни один не был лучше его. Ни один! Что в нем такое было?.. А что сейчас? Не знаю. В шестнадцать лет он был высоким, худющим, нагловатым пацаном. Самым умным пытался выглядеть. Я так и думала – ха-ха, – что он самый умный! Мы учились в одном классе, я ходила в музыкальную школу, начинала петь. В девятом классе мама отвела меня к Людмиле Витальевне. У нее была какая-то особая техника, из-за ее распевок мой голос так открылся, что стало ясно – мне придется петь всю свою биографию. Мы много занимались, каждый вечер по четыре часа. После занятий Ник провожал меня домой. Хоть он и выпендривался, но на удивление у нас с ним много общего оказалось. Он музыку любил, я – тоже. Он считал себя лучше всех, и я такая была. В то время Ник со своими приятелями организовал рок-группу, а я стала у них вокалисткой, хотя мальчишкам это не очень нравилось. Ну, типа, рок – это только мужской вокал. Нам было по шестнадцать. Ника, как и всех пацанов в этом возрасте, больше всего интересовало, что у девочек под юбками. А я хотела быть самой взрослой и делала вид, будто для меня поцелуйчики и обжимания – ерундовое дело. Он, вроде на спор, поцеловал меня, а я ему ответила. Господи, мы же подростками были, гормоны у нас на самом пике! С первого поцелуя я просто сдурела и уже через пару дней все ему разрешила. Это случилось за пять минут до прихода Витальевны, у нее на рояле. Еле одеться успели. Первый секс, если он для двоих первый, всегда смешной. Но это потом смеешься, через тридцать лет, а тогда – отчего-то очень сильно плачешь. Витальевна мне – ты чего? А я – голова болит. Она меня отпустила. Ник провожать не вышел, он тоже в шоке был. Ой, я даже покраснела! Сто лет это не вспоминала. И зачем сейчас рассказываю… Вам слушать интересно?

– Так себе, – ответила я очень тихо, потому что горло сжимал спазм. Ее история была мне совершенно некстати. В моей жизни было всего двое мужчин – Ник и Игорь. Игорь теперь мертв, а Ник – навсегда потерян.