Если бы Бладу пришлось обсуждать этот вопрос с сёстрамиПитт, он сказал бы им, что, вдоволь побродив по свету и изведав множествоприключений, он намерен сейчас продолжать заниматься делом, для которого ещё смолодости был подготовлен своим образованием. Он мог бы сказать, что он врач, ане солдат; целитель, а не убийца. Однако Блад заранее знал их ответ. Онизаявили бы ему, что сегодня каждый, кто считает себя мужчиной, обязан взять вруки оружие. Они указали бы ему на своего племянника Джереми, моряка попрофессии, шкипера торгового судна, к несчастью для этого молодого человеканедавно бросившего якорь в бухте Бриджуотера. Они сказали бы, что Джеремиоставил штурвал корабля и взял в руки мушкет, чтобы защищать правое дело.Однако Блад не принадлежал к числу людей, которые спорят. Как я уже сказал, онбыл самостоятельным человеком.

Закрыв окна и задёрнув занавески, он направился в глубьуютной, освещённой свечами комнаты, где его хозяйка, миссис Барлоу, накрывалана стол. Обратившись к ней, Блад высказал вслух свою мысль:

— Я вышел из милости у девушек, живущих в доме черездорогу.

В приятном, звучном голосе Блада звучали металлическиенотки, несколько смягчённые и приглушённые ирландским акцентом, которые немогли истребить даже долгие годы блужданий по чужим странам. Весь характерэтого человека словно отражался в его голосе, то ласковом и обаятельном, когданужно было кого-то уговаривать, то жёстком и звучащем, как команда, когдаследовало кому-то внушать повиновение. Внешность Блада заслуживала внимания: онбыл высок, худощав и смугл, как цыган. Из-под прямых чёрных бровей смотрелиспокойные, но пронизывающие глаза, удивительно синие для такого смуглого лица.И этот взгляд и правильной формы нос гармонировали с твёрдой, решительнойскладкой его губ. Он одевался во всё чёрное, как и подобало человеку его профессии,но на костюме его лежал отпечаток изящества, говорившего о хорошем вкусе. Всёэто было характерно скорее для искателя приключений, каким он прежде и был, чемдля степенного медика, каким он стал сейчас. Его камзол из тонкого камлота[5] был обшит серебряным позументом, а манжеты рубашки и жабоукрашались брабантскими кружевами. Пышный чёрный парик отличался столь жетщательной завивкой, как и парик любого вельможи из Уайтхолла[6].

Внимательно приглядевшись к Бладу, вы невольно задали себевопрос: долго ли сможет такой человек прожить в этом тихом уголке, куда онслучайно был заброшен шесть месяцев назад? Долго ли он будет заниматься своеймирной профессией, полученной им ещё до начала самостоятельной жизни? И всё же,когда вы узнаете историю жизни Блада, не только минувшую, но и грядущую, выповерите — правда, не без труда, — что, если бы не превратностьсудьбы, которую ему предстояло очень скоро испытать, он мог бы долго ещёпродолжать тихое существование в глухом уголке Сомерсетшира, полностьюдовольствуясь своим скромным положением захолустного врача. Так могло бы быть…

Блад был сыном ирландского врача и уроженки Сомерсетширскогографства. В её жилах, как я уже говорил, текла кровь неугомонных морскихбродяг, и этим, должно быть, объяснялась некоторая необузданность, ранопроявившаяся в характере Питера. Первые признаки её серьёзно встревожили егоотца, который для ирландца был на редкость миролюбивым человеком. Он заранеерешил, что в выборе профессии мальчик должен пойти по его стопам. И Питер Блад,обладая способностями и жаждой знаний, порадовал своего отца, двадцати лет отроду добившись степени бакалавра медицины в дублинском колледже. Послеполучения столь радостного известия отец прожил только три месяца (мать умерлаза несколько лет до этого), и Питер, наследовав после смерти отца несколько сотфунтов стерлингов, отправился поглядеть на мир, с тем чтобы удовлетворить свойнеугомонный дух. Забавное стечение некоторых обстоятельств привело его навоенную службу к голландцам, воевавшим в то время с французами, а любовь к морютолкнула его во флот. Произведённый в офицеры знаменитым де Ритёром[7],он участвовал в той самой морской битве на Средиземном море, когда был убитэтот знаменитый флотоводец.

Полоса жизни Блада после подписания Неймегенского[8]мира нам почти совершенно неизвестна. Мы знаем, однако, что Питер провёл двагода в испанской тюрьме, но за что он попал туда, осталось для нас неясным.Быть может, именно благодаря этому он, выйдя из тюрьмы, поступил на службу кфранцузам и в составе французской армии участвовал в боях на территорииГолландии, оккупированной испанцами. Достигнув наконец тридцати двух лет,полностью удовлетворив некогда томившую его жажду приключений и чувствуя к томуже, что его здоровье пошатнулось в результате запущенного ранения, он вдругощутил сильнейшую тоску по родине и сел в Нанте на корабль, рассчитываяпробраться в Ирландию. Однако здоровье Блада во время путешествия ухудшилось,и, когда буря загнала его корабль в Бриджуотерскую бухту, он решил сойти наберег, тем более что здесь была родина его матери.

Таким образом, в январе 1685 года Блад прибыл в Бриджуотер,имея в кармане примерно такое же состояние, с каким одиннадцать лет назад онотправился из Дублина бродить по свету.

Место, куда попал Блад, ему понравилось, да и здоровье егоздесь быстро восстановилось. После многих приключений, каких другой человек неиспытает за всю свою жизнь, Питер решил обосноваться в этом городе и вернутьсянаконец к своей профессии врача, от которой он, с такой небольшой выгодой длясебя, оторвался.

Такова краткая история Питера Блада, или, вернее, та еёчасть, которая закончилась в ночь битвы при Седжмуре, спустя полгода после егоприбытия в Бриджуотер.

Считая, что предстоящее сражение не имеет к нему никакогоотношения, — а это вполне соответствовало действительности, — иоставаясь равнодушным к возбуждению, охватившему в эту ночь Бриджуотер, Бладрано улёгся спать. Он спокойно уснул задолго до одиннадцати часов, когда, каквы знаете, Монмут во главе повстанцев двинулся по дороге на Бристоль, чтобыобойти болото, за которым находилась королевская армия. Вы знаете также, чточисленное превосходство повстанцев и некоторое преимущество, заключавшееся втом, что повстанцы имели возможность внезапно напасть на сонную королевскуюармию, оказались бесполезными из-за ошибок командования, и сражение былопроиграно Монмутом ещё до того, как началась рукопашная схватка.

Армии встретились примерно в два часа ночи. Блад не слышалотдалённого гула канонады. Только в четыре часа утра, когда начало подниматьсясолнце, разгоняя остатки тумана над печальным полем битвы, мирный сон Блада былнарушен.