не будет

поет лезвие — оружие судеб

порвется струна, музыки больше не будет

я больше не хочу продолжать

слишком промята кровать

ботинки совсем истоптались

жизнь набор побочных заданий

коробки наставленных зданий

пахнут чужими годами

прожитыми зря, эти стены кричат

молят чтобы их разобрали

одни лица устали,

другие еще не смеялись

третьи не выжжеты белыми слезами

эти глаза не видели дали

едим, то что нам дали

обидный предел, поставленный нами

пропавшими снами

ангелы тут не летали

моя птица мечтала спеть о любви

железо крылья сковало

ее слабая грудь обтянута прутьями

воздуха слишком уж мало

вокруг даже демонов нет

им скучно жить среди слабых

твоя прозрачная тень не оставит и след

не то чтоб уж сжечь овчье стадо

.

девочка в наушниках

глупо дрыгает ножками

в модных кроссовочках

под модные биты

железный трамвай

сквозь мертвую зону

несет ее к ночи в гости

загорается желтый свет

она видит свое отражение в окне

ей не хватает сил улыбнуться

она отводит глаза

непривычная мысль пробивается сквозь черствый лед разума -

хватит

трамвай останавливается

желтый свет гаснет

девочки больше нет

медведи просыпаются

.

с камнями есть о чем поговорить

.

мать — это та, кто показывает

отец — это тот, кто интерпретирует

хорошее искусство должно заменять обоих

.

однажды я проснулся от звука ударов большого ножа об разделочную доску

мне представилось, что это бабушка нарезает кошку

только послушав с минуту эти звуки, я понял, что это дождь

.

ты где-то там

на красивом звездолете

а я тут, у окошка

рядышком

смотрю и не вижу тебя

нигде

.

тропы моей души

ведут к холодным морям одиночества

свежим водам нового

открытия себя всем ветрам

лесам мыслей деревьев

чьи ветви бесконечно расходятся

и ведут в бесконечные дали

бездна не может закончиться

.

черного металла корабль

мимо луны проплывает

истощенные воины

плетями мучают плоть свою

они не видят луны

ведь окон там нет

они не знают где они

капитан опять пьян

черного металла корабль

мимо луны пролетает

разум последних людей

как не было, тает

.

синий снег хрустит в аду

черно небо от птичих криков

фонари горят пустым

светом

красный хлеб стоит в избе

солят чай, икон не видно

топят дымом, дышат дети

кровь течет из под ножа

.

вокруг тебя дом скипящих дверей

малыш, не робей

взбеги по лестнице вверх

с головой в одеяло

темная холодная ночь настала

.

тук-тук в старую-старую дверь

кто-то шепчет в замочную щель

фотоснимков рамки сереют, посуда дрожит

кто-то идет, по крыше стучит

льдина окна застыла на миг

щеколда отдернулась сама по себе

кто-то считает цыплят по весне

я же считаю секунды, дышу

шум ветра покоит шаги трех гостей -

веры, сомнения и помешательства

я прячусь в пространстве меж трех теней

им нужен я, хотят разорвать меня

.

железный бог гремит, грохочет

съедает земли шестернями

металл зубов скрежещет о мотыги

простых крестьян, уставших от работы

железный бог немой как страх

кричит, бетон стерев в песок

и слово жрет, и время жрет

и кровь шипит на раскаленной морде

.

мне надоели дни и ночи

и свет и мрак

печаль и радость

я пью колодезную воду

ищи меня

иль не ищи

но если ищешь

дам подсказку

лишь пару слов -

я там, где спят трамваи

.

нежный-нежный зверь

травинки меряет линейкой

ест цветы и бабочек

моет крыс из лейки

.

идет титан, трясет планеты

пьет молоко с кулька газеты

смешавшись с черными словами

оно отравит его сердце

упал титан, разбился в пыль

ни капли крови не осталось

замрут планеты, стихнет ветер

и больше нет желанья жить

.

медведи — шатуны — страшные титаны россии

как только погаснет свет, на их спинах вернется огонь

их свирепый рык — смысл наших снов

когда упадет занавес, придет время русских слов

.

бог всегда где-то рядом

и он не один, и не два, и не три

сонмы богов, полчища их

где-то между строк, в молчании повисшем в спальне между адамом и евой

в каждой странице книги, которую мы пишем своими решениями

книга под рукою, как карманный лабиринт,

он всегда со мною, шепотом манит.

там внутри лестница, что спиралью вниз

дураков уводит от жизненных каприз.

я там потеряюсь, через век вернусь,

тут же оклемаюсь, опустошу грудь.

выдохну черный я смоляный воздух,

что вдохнул внутри лабиринтов грозных.

но со мной внутри моей шаткой головы

сотни свежих тропок, хоть все и не новы.

и топча по свету черным сапогом,

я продолжу глубже оставлять тавро.

выжигая буквы страшные на теле

искалеченного мерина заезженного предками

там, внутри как в печи у него огонь,

и дыхание его прожигает космос вновь.

тут ни слова не прочесть, все черно от изречений,

когда ж издохнет зверь, весь черный от мучений?

никто не знает. Мчится страшный черный конь,

а в седле же слепой бог и никто иной.

.

веселье, смрад речей бездумных,

но скорби век плывет в тиши морской.

боюсь ваш мёд цедили винокуры,

с боговой кровью замешав настой.

белело смертью одеяние невесты.

как белая акула, молчанье в глубине,

все мучит откровенность благовеста,

несущая кусочек жизни там, на дне.

и звон венчальный замедляет время,

тишина звенит хвостом и оплетает души.

и вдруг боговое давление, раскалывает темя,

роняя мертву девушку как китову тушу.

и выпученный страх в глазах снегурки -

сценарное падение во мглу.

вновь черной кровью залита белеса шкурка.

нема добыча — лишь легкий саван на полу.

и бросив в воду душу девушки невинной,

вы на коленях на асфальт с повинной -

ведь кривда-правда такова: была не винной,

а солевой ее любимая смертельная вода.

.

долго-долго день за днем, ночь за ночью, мысль он вел.

вопрос трескучий, как мороз, что звучал в садах меж крон,

все не давал покою он, все драл он голову кайлом.

фауст уж врос в непониманье, оно вросло в него как нимб.

крылы прибитые к отчаянью, как альбатрос он бьется ими.

и вот он вызвал дух великий, что дышит, содрогая мир,

но духа глас был столь высок иль низок,

что уху человека не уловить его речей.

лишь боль в висках, что сжаты будто в тисках

и крови брызг, век не залатать течей.

прибитый альбатрос к тонущему в крови киту

идет ко дну, идет ко дну печально.

и песни смерти сотрясают волнами океаны

и ты лежишь на