хоть те же самолеты. Каких усилий стоило год назад добиться отправки двух-трех транспортных самолетов к партизанам! И какие то были самолеты — не чета этому, просторному, надежному, — но и тех тогда недоставало даже действующей армии. А сейчас украинских партизан обслуживает целый авиационно-транспортный полк, опытных, смелых летчиков возглавляет прославленная героиня.

Осень сорок второго года ознаменовалась двумя рейдами партизанских соединений под командованием С. А. Ковпака и А. Н. Сабурова. Большую работу по подготовке этих рейдов провел Центральный штаб и непосредственно Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко. По приказу главнокомандующего партизанским движением Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова отряды украинских партизан должны были осуществить значительные боевые и диверсионные операции главным образом на железнодорожных и шоссейных магистралях центра Украины.

Трудно переоценить значение тех рейдов в развитии партизанского движения на Правобережье, в организации взаимодействия партизан с регулярными частями Красной Армии…

Напряженно работал весь год Украинский штаб партизанского движения. Переброска групп парашютистов на Кировоградщину, Виннитчину, Житормирщину. Обучение диверсионных групп в нашем тылу, обучение партизан в тылу у врага, доставка грузов Ковпаку, Сабурову, Федорову, Мельнику… Руководство действиями заброшенных в тыл врага небольших групп — и в результате новые партизанские отряды, целые соединения, надежная связь не только с Красной Армией, но и с подпольными организациями на оккупированной врагом территории. Нужно было наносить удары по коммуникациям и тылам фашистов и заботиться о сохранности народного добра — заводов, шахт, спасти их от разрушения, но не дать фашистам пользоваться ими. И за семью замками оказалось для врага богатство Донбасса, не ожили для гитлеровцев домны Запорожья…

Уже в начале 1943 года секретарь Кировоградского подпольного обкома партии М. М. Скирда сообщил в Украинский штаб партизанского движения, что проведены совещания руководителей партизанских отрядов и диверсионных групп, состоялась партийная конференция. К маю только в Кировоградской области насчитывалось около 10 тысяч партизан. Они готовились…

Весной в тыл к партизанам отправилась не одна группа из центра. Среди посланцев Большой земли — руководители украинского правительства, депутаты Верховного Совета Союза ССР, партийные работники, специалисты различных военных профессий — всем было уготовлено дело у партизан в эту горячую ратную пору. И вот теперь наконец настал его черед…

Самолет слегка покачивался. Лица пассажиров, сидевших напротив Строкача, освещены лучами заходящего солнца. Лица эти задумчивы, сосредоточенны. Вспыхнувшая было песня смолкла. Каждый думал о чем-то своем, самом близком…

Строкач посмотрел в иллюминатор. Москва осталась позади. Далеко на запад и юг простирались леса, луга, перерезанные голубыми прожилками рек, и деревни-островки среди безбрежного зеленого моря. Какие дали!..

Моторы гудели ровно, монотонно. Но вот кто-то снова запел — голос молодой, и тут же к нему присоединяется ветеран Старинов.

По долинам и по взгорьям

Шла дивизия вперед,

Чтобы с боя взять Приморье —

Белой армии оплот…

Это и его, Тимофея Строкача, любимая песня. Она родилась в его родном краю. «Партизанская дальневосточная» всегда заставляла его волноваться. В воображении возникали незабываемые дни юности. Вот и сейчас песня уносит его назад, на восток, за 10 тысяч километров и на два десятилетия в прошлое…

…Неспокойным было то время на Дальнем Востоке. Империалисты держав Антанты стремились задушить Советскую власть в Приморье. В апреле 1918 года началась интервенция, а в июне произошел контрреволюционный переворот белочехов при поддержке японцев. Многочисленные отряды белогвардейцев и банды кулаков — уссурийских казаков — терзали население.

На краю маленького таежного села Белая Церковь, большинство жителей которого были переселенцы с Украины, жила семья Строкачей. Кто только не побывал за полтора года в этой деревушке: грабили крестьян и белогвардейцы, и бандиты Калмыкова, и японцы, и белочехи, и даже американцы, приезжавшие конфисковать сено.

Против интервентов был открыт Уссурийский фронт. Набирало силу партизанское движение. Отец и четыре старших брата Тимофея Строкача бились с белобандитами в составе Свиягинского Коммунистического отряда. А Тимко был посыльным и разведчиком, оставаясь дома с матерью и младшей сестренкой.

Однажды Тимофей оказался на станции Свиягино, где жил мастер Хитренко, с которым дружили отец и братья Строкачи.

Тимофей заглянул к Хитренкам и хотел было уже уходить, как вышел мастер и сказал с тревогой в голосе:

— В Белую Церковь вступил отряд матроса Баранова. Японцы на станции узнали об этом и собираются на рассвете разгромить партизан. Тут почти тысяча японских солдат. У них артиллерия, много пулеметов…

— Понял все. Я побегу!

— Куда ж ты побежишь? До Белой Церкви пятнадцать километров, а на дорогах японцы и бандиты, — вмешалась в разговор хозяйка дома.

Тимко молча посмотрел на Хитренко, но мастер отвел взгляд в сторону. Тимофей понял, что он сам должен решить: идти ночью или ждать утра. Как же ему быть? Страшны не только японские солдаты, белогвардейцы, бандиты, которые могут встретиться в пути. Страшно ночью и в тайге. Как быть?.. Впервые в жизни Тимофей понял, как могут от поведения одного человека зависеть другие. «Непременно надо сообщить своим, и как можно быстрее!..»

Другого решения не мог принять шестнадцатилетний Тимофей Строкач.

Было дождливо и ветрено. Время от времени сквозь разорванные облака проглядывало холодное красноватое солнце, склонявшееся к западу.

Как только поселок остался позади, Тимофей ускорил шаг. Он уже не шел, а бежал.

«Быстрее, Тимофей! — поторапливал он себя. — Быстрее!»

Не первый раз приходилось ему выполнять задания партизан, но сегодня, как никогда раньше, он почувствовал ответственность перед отцом, братьями-партизанами, перед матросом Барановым и всем партизанским отрядом. И перед самим собой он тоже в ответе. Во что бы то ни стало он должен спасти отряд.

«Спеши, Тимофей! Беги!..»

Прошел час, второй. Ветер не утихал. Тимко слышал его завывание. Порой раздавался крик какого-то зверя. Безлистые кусты стегали парня по ногам. Он знал эту тропу: не раз ходил из Белой Церкви на станцию Свиягино. А вдруг он встретится на тропе с уссурийским амбу-тигром? Или медведем? Не надо было идти напрямик. Но дорогой его могли встретить и японцы, и белогвардейцы, и уссурийские казаки. Тайгой надежнее.

Тимофей бежал и старался думать обо всем, что могло отвлечь его от этого противного чувства страха. В памяти внезапно возникали не боявшиеся ни царя, ни жандармов большевики, высланные из Петрограда, Иванова, Чернигова в Уссурийскую тайгу.

Прошел еще час, и уставший, изнеможенный Тимофей остановился у родного крыльца. Уже стемнело, в хате мигала коптилка. Словно почуяв сердцем приход сына, вышла мать.

— Тимку!

— Мамо, в какой хате остановился Баранов?

— Рядом с хатой батюшки.

— Я к Баранову. Дело есть!

Баранов лежал на полу в полутемной комнате, даже не сбросив бушлата, а только расстегнув его. Часовой подкрутил