– Лора, да? – все-таки спрашивает Рэй. Имя вспоминает мгновенно. А может, и не забывал, как она не забывала его. Мужчина кивает. – Да, это ты.

Издав короткий смущенный смешок, засовывает в рот сигарету.

– Никогда не забываю лиц, – щелкает зажигалкой и подносит ее к лицу. Левое веко медленно опускается – он подмигивает.

И возвращает в далекое детство, на площадку, где по-прежнему качаются качели. Столько лет прошло, а они качаются, будто мы только что с них слезли. Это предел.

Первая пуля попадает ему прямо в левый глаз, затылок взрывается фонтаном мерзости. Он пытается отступить, но следующая пуля попадает в пах, еще одна разрывает горло. А потом он падает на землю, ноги непроизвольно дергаются, а мы стоим и смотрим на него.

Пес наблюдает со своего пятачка возле стены, но у него достаточно своих проблем – да и Рэй все равно умрет.

Она не перестает стрелять, пока в пистолете не заканчиваются патроны. К этому времени тело не шевелится, выше шеи не пойми что. Только почти не тронутая сигарета продолжает торчать между губ: те словно только что извлечены из контейнера для анатомических отходов. Вот так, решает она.

Я засовываю руку в карман и достаю еще обойму. У нее сильно дрожат руки, и вроде бы она уже понимает, что сорвалась. И пока кое-как перезаряжает пистолет, до ее ушей наконец доносится звук приближающейся машины. Она резко поднимает голову.

Я сразу осознаю, что это не полиция, что я где-то видел эту машину. А Лора не осознает. Она ничего не может сообразить. Ее сознание слишком пусто, чтобы принять какое-то решение, поэтому решение принимает тело.

Мы делаем шаг назад, спотыкаемся и роняем пистолет. Потом поворачиваемся и бежим. Ждем смерти и не понимаем, почему она не приходит.

На мгновение обернувшись, мы видим, как машина останавливается посередине перекрестка. Двери открываются, две фигуры подходят к трупу Рэя. Мужчины одинакового роста, одеты в похожие светло-серые костюмы, и глаза их не предвещают ничего хорошего.

Один из них поднимает пистолет Лоры.

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо!!! – кричит другой. Голос такой мощный и глубокий, что я удивляюсь, как близлежащие здания не рассыпались. Он поворачивается в нашу сторону, свет уличного фонаря у него за головой образует подобие нимба из желтого света.

Мы исчезаем за углом прежде, чем он успевает нас рассмотреть, и продолжаем бежать до тех пор, пока не растворяемся в темноте.

Я сидел в одном из баров Энсенады[7], поглощал теплое пиво и напоминал себе, что никого не убивал. Тут меня и достал мелкий ублюдок будильник.

«Хуссонз» был забит под завязку, шум здесь стоял адский, и не только потому, что все слишком громко разговаривали. Два местных агробарона явились, чтобы отметить какую-то сделку – вполне возможно, слияние семейств, связанных выращиванием люцерны[8]. К ним присоседился, и похоже, на всю ночь, мариачи[9]-оркестр из восьми музыкантов. В остальном бар представлял собой картину Джексона Поллока[10] в местной гамме: жуликоватые фотографы пытались развести туристов на съемку, экспаты[11] с дубленой кожей осматривали помещение, как оскорбленные филины, мексиканцы с заслуживающей уважения серьезностью накачивались спиртным. Заведение выглядело так, будто его обставили лет сорок назад, держа в голове наиболее характерные особенности стиля Дикого Запада: грязные полы, стены, выкрашенные табачным налетом, стулья, украденные из близлежащей церкви. Единственным намеком на дизайнерское решение были развешанные по стенам выцветшие изображения бывших барменов, известных алкашей и прочих местных знаменитостей. Одно из этих изображений уже валялось на полу – урон был причинен бутылкой, брошенной недовольным пьяницей. Короче говоря, еще чуть-чуть, и воцарится хаос.

Я устал, болела голова, и вообще мне не надо бы тут появляться. Сейчас я должен бродить по улицам и проверять все бары подряд, а еще лучше – ехать в сторону Лос-Анджелеса. Что угодно, только не сидеть здесь. Ее нигде не было, а поскольку перед отъездом из Лос-Анджелеса я не сходил к дилеру за прухой, то шанс, что она сейчас войдет именно в этот бар, минимален. Я все также считал, что след в Чикаго однозначно ложный, но у меня нет и оснований полагать, что она появится в Энсенаде.

Старший из двух бизнесменов, похоже, лично употребил изрядное количество люцернового сена, а еще в далеком прошлом занимался пением – и сейчас настойчиво исполнял весь свой репертуар к восторгу приспешников и лизоблюдов. Один из них, худощавый говнюк, которого я определил как зятя одного из плантаторов, занимающегося бухгалтерией, строил глазки группе молодых женщин, которые весело аплодировали за соседним столом. Я видел, как он указал на них молчавшему барону, тот повернулся и оглядел девушек. Его физиономия стала такой плотоядной, что по сравнению с ним оборотень выглядел бы очаровательным скромнягой. Помахав пачкой денег, он подозвал к себе руководителя оркестра.

Я сидел в окружении туристов – место оказалось единственным свободным, когда я вошел сюда два часа назад. У женщин за моим столом лица были красными от солнца и горели удалью от «Маргариты»[12], тогда как их спутники угрюмо пили пиво и оглядывали помещение, стараясь определить, кто из местных начнет первым приставать к их женщинам. Я мог бы сказать им, что таковым окажется, скорее всего, американец, пожалуй, один из громогласных крысенышей-мажоров, что собрались на идиотскую мотоциклетную гонку, – но коль скоро я не знал туристов лично, то и не испытывал к ним никаких теплых чувств. Более того, они здорово действовали мне на нервы. Женщины слегка пританцовывали в креслах, как обычно делают люди, готовые сорваться с очень короткого поводка, а ближайшая из них постоянно толкала меня под локоть, отчего я проливал пиво и ронял пепел на джинсы, которые и так были грязными еще два дня назад, когда я впервые натянул их.

Почувствовав, что кто-то похлопал меня по плечу, я с возмущением повернулся, ожидая увидеть перед собой официанта, обслуживающего эту часть зала. Мне, как и всем, нравится, когда официант относится ко мне внимательно, но, клянусь богом, есть же предел скорости, с которой человек может пить. В моем случае скорость достаточно высока, однако парень здорово надоедал мне, ожидая, когда я прикончу очередную кружку. Не скрою, удобно, что официант рядом, когда пробраться к стойке можно только с помощью бензопилы, однако пора бы ему немного успокоиться. Я уже собирался сказать ему, чтобы он оставил меня в покое, по крайней мере, после того, как принесет очередную порцию, но понял, что это совсем не он меня хлопнул, а толстый американец, чья борода выглядела так, словно он освежевал грязную овцу и приклеил овчину к подбородку.