«Петрович, это далеко не баран… и лучше побыстрее узнать, в чем тут дело. Не нравится он тебе, ты уже понял, что не нравится, причем явно. И проблем с ним будет выше крыши, вот увидишь. Иди и разбирайся», – сказал капитану внутренний голос.

«Кум» за долгие годы в колонии привык анализировать свои чувства и вполне доверял им. И он знал, что раз есть такое нехорошее ощущение, то, значит, надо побыстрее от него отделаться. Разобраться, короче. А для этого существовал один путь. И сейчас он раздумывал над тем, как бы, не вызывая подозрений, дать задание своему «стукачку», который безвылазно жил в пересыльной, или, как ее еще называли, «транзитной», камере и исправно снабжал капитана скрытыми в свое время от следствия сведениями об «интересных» фактах и событиях из жизни осужденных.

Это был матерый зэк, отсидевший уже пятнадцать лет в различных тюрьмах и зонах. Самым блестящим его достоинством как агента была его биография. Он имел четыре ходки, и в любой момент его личность, как «правильного бродяги», могла быть подтверждена любым мало-мальским авторитетом в любой тюрьме России. Бесчисленными татуировками было покрыто все его тело, создавая при первом взгляде нереальное ощущение, что кожа у этого человека синяя. Расхожая фраза из известного кинофильма «Твой дом – тюрьма!» как нельзя кстати подходила к нему. Родных у агента давно уже не было, а двоюродная сестра поспешила забыть о его существовании. Да он и не печалился. Имея от природы сильный характер, этот человек привык рассчитывать только на себя. Он прекрасно усвоил законы тюремного мира и приобрел в нем определенный авторитет. Сексуальный голод он утолял, ломая и подчиняя себе парней, склонных к гомосексуализму, причем теснота и скученность «пересылки» ничуть не мешали ему. За многие годы жизни в неволе он научился моментально определять таких чуть ли не с первого взгляда. И мужчины со временем даже начали вызывать у него симпатию.

С администрацией ИТК агент уже давно наладил тесный контакт, в глубине души понимая, что, скорей всего, остаток своей жизни он проведет за решеткой. Он имел рациональный ум и давно уже сделал правильные выводы. К тому же работать «подсадной уткой» ему нравилось. Все равно в камере скучно, да он и ничем практически не рисковал. Люди приходили в «пересылку» и уходили оттуда в зону, и проделать обратный путь для них было невозможно. Так что если кто и догадывался о неблаговидной роли авторитета в «пересылке», то предъявить ему что-либо уже не мог. Это был одиночка от природы, и никто на свободе не ждал с нетерпением агента. Ни родные, ни давно забытые друзья, да и к кому он придет? Иногда с удивлением агент ловил себя на мысли о том, что с ужасом ждет своего освобождения. Что он будет делать на свободе? Кто его будет кормить? Где он будет жить?

Работу он не переносил органически, да и с такой биографией и внешним видом любой кадровик шарахнется от него, как от привидения, даже не взглянув в его паспорт. Слишком много времени прошло с тех пор, когда за этим человеком первый раз закрылись тюремные ворота… слишком много.

Это был бесценный кадр, и «кум» тщательно берег его.

«Придется вызывать его на беседу вместе с остальными в порядке очереди… Не вызовешь же его одного! Сразу догадаются… и этот догадается самый первый!» – тотчас же почему-то уверенно подумал офицер о «внимательном» заключенном и сплюнул изжеванную сигарету. Он с удивлением понял, что так сильно задумался, что даже забыл прикурить. Никита Петрович усмехнулся. Откладывать на завтра знакомство с «тем» зэком не хотелось, но и за пять минут оперативную работу не сделаешь. Нельзя «засвечивать» своего человека, его вызов на профилактическую беседу к «куму» должен быть максимально законспирирован десятком других вызовов.

«Ладно, вечер пропал, да в принципе какой там вечер. Что там сегодня? Покерок у Андрея? Да ну его, надоело уже… а выпью я сегодня с Виталькой, когда закончу, он все равно до утра дежурит».

Приняв такое решение, капитан усмехнулся, поправил ремень и бодрым шагом пошел к себе в кабинет.

* * *

– Осужденный Тимраев явился, гражданин начальник! – проговорил человек в черной одежде и с бритой наголо головой и не спеша назвал свою статью и срок, на который был осужден.

Никита Петрович Литвирук отложил в сторону личное дело заключенного, поднял голову и принялся рассматривать Тимраева. Предложить присесть он ему пока не спешил.

Между этими двумя людьми, как, впрочем, и между всеми сотрудниками колонии и подучетным контингентом, существовала глубокая и незримая пропасть. Одни нарушили закон и поэтому были задержаны государством, арестованы и лишены свободы, другие исполняли приговор – то есть содержали первых под стражей. Нормальных отношений между первыми и вторыми не могло быть, так как человек, даже самый смелый, всегда в глубине души слегка боится и никогда не доверяет другому человеку, который хоть раз в жизни побывал за решеткой.

Если сотрудник ИТК оказывал знаки внимания какому-либо осужденному (здоровался за руку, называл по имени-отчеству), то авторитет заключенного среди своих собратьев сразу же резко повышался. Это говорило о том, что человек, лишенный свободы, не имеющий никаких гражданских прав, кроме права на труд, все же смог завоевать себе уважение у офицеров как сильная личность, которая не сломалась в столь противоестественных жизненных условиях. Нормальные люди всегда уважают чужое мужество и невольно выделяют его.

Литвирук это прекрасно знал и здоровался за руку только с двумя людьми в колонии. Один спас его на лесоповале от падающего дерева, оттолкнув в сторону, а другой был земляком «кума» из одной деревни и знал того с детства.

А этот Тимраев был для капитана никто, и звали его – никак, хоть и ради него сегодня «кум» не пошел играть в карты. Уважением (чисто человеческим уважением) у капитана он не пользовался, поэтому и относиться к нему можно было, как к деревянной табуретке. Пусть выполняет свои функции, и тогда ее не выбросят.

Тимраев выглядел хорошо. Даже обычная зэковская черная роба шла ему. Она была ушита по фигуре и выглядела опрятно. Литвирук понимающе хмыкнул. Именно в местах заключения поговорка «встречают по одежке…» была актуальна, как нигде. Если на светском рауте одежда определяет хозяина как владельца приличной суммы денег и факт наличия собственного дизайнера, то в местах не столь отдаленных одежда определяет наличие характера. Очень трудно годами следить за своим внешним видом в таком специфическом заведении. Женщин здесь нет, перспектив выйти на свободу в ближайшее время – тоже, а бриться, мыться, чистить зубы и содержать в порядке свою невзрачную одежду приходится каждый день. На это требуется воля. Как говорят опытные зэки, когда человек перестает за собой следить, то до конца срока он не доживет. Либо «вздернется», либо уйдет в побег с вполне предсказуемым концом. Статистика таежных зон неумолима. Сто процентов «побегушников» задерживаются практически всегда либо уничтожаются.

Значит, судя по внешнему виду, с характером у Тимраева все было в порядке.

– Тимраев Муса Казбекович? – спросил для порядка «кум», не переставая наблюдать за осужденным.