Появился маленький, но коренастый эскимос. Башлык его тимиака (куртки) с головы у него был откинут, и из-под дикой чащи его смоляно-черных волос удивленно светилась пара добродушных черных глаз.

Он был одет, как и все остальные охотники поселка, в штаны из тюленьей кожи и «камиккеры» – обувь из того же материала. Куртка, около шеи и концы рукавов были обшиты черным собачьим мехом. Ну, конечно, это был всем нам хорошо известный Даниил, лучший охотник на моржей и тюленей в Новом Герренгуте.

И когда, моргая при свете рождественской елки, стал он тут, с круглым, блестевшим от жира лицом, с неестественной и растерянной улыбкой на широких губах, я вдруг заметил, что он что-то держит в своей руке. Это был мертвый замерзший ворон. И теперь еще я ясно представляю его затянутые голубоватой перепонкой глаза, его перебитое крыло и растрепанные, смоченные тающим снегом перья. Добряк Даниил держал мертвую птицу осторожно за одну лапу и, казалось, был в страшном недоумении, что с ним делать.

Все общество собралось около эскимоса. Тем не менее, Даниил ни с кем, кроме самого директора, не хотел говорить. Когда, наконец, все затихло, и директор спокойным голосом стал задавать вопросы, все мы вскоре узнали, что случилось.

Назад тому три дня Даниил отправился в Амераник-фиорд на охоту за дикими оленями. Он шел снегами, спускался по склонам и долго напрасно тратил силы в поисках добычи, пока, наконец, по счастливой случайности, ловким выстрелом из своей допотопной «бухалки» не застрелил большого, жирного «тугтута». В награду он тотчас же на месте полакомился сырым содержанием оленьего желудка, – эскимосским деликатесом первого сорта.

Взвалив добычу на плечи, эскимос отправился назад, как вдруг увидел ворона, сидевшего на пригорке. Этот ворон начал делать какие-то невероятные движения и отчаянные скачки на снегу.

Даниил остановился, скинул с плеч оленя, приложился, выстрелил и увидел, что и на этот раз не промахнулся. Осторожно добравшись, он потихоньку поднял добычу.

Его удивление превратилось в ужас, когда он заметил, что ворон зацепился когтем одной лапы за что-то привязанное среди перьев на его шее. Все эти обстоятельства показались милому Даниилу очень подозрительными. Кто знает, что за чертовщину содержит в себе маленький мешочек, привязанный кожаным шнурком на птичьей шее?.. Даниил не хочет иметь с ним ничего общего. В конце концов, может-быть, тут какой-нибудь домовой или другая нечистая сила, какой-нибудь «тупилик», с которым шутить вовсе не полагается.

В первый момент Даниил решился было уйти, предоставив ворона самому себе, но потом, после короткой и тяжелой внутренней борьбы, пережив натиск суеверия, поднял ворона, не забывая, понятно, и оленя.

Это случилось назад тому три для. Даниил сумел бы добраться домой к сочельнику, но пришлось запоздать ни с того, ни с сего, и Анна, его жена, дрожит теперь от страха в Новом Герренгуте над чашкой кофе и ломает голову, почему не возвращается Даниил.

Так вот какова была история.

Директор колонии взял мертвого ворона из рук Даниила, похвалил его за его добросовестность и сообразительность, и эскимос получил большой сверток конфет и винных ягод для своей Анны, чтобы сладостями вознаградить ее за горькие минуты ожидания. Потом эскимос отогрелся на кухне и исчез, сияя от удовольствия, как полнолуние, довольный самим собою и всем остальным светом. А мы стояли около мертвого ворона, лежавшего на столе у рождественской елки.

– Это маленький рождественский сюрприз, – сказал Фелисьен, – если только это не неуместная шутка. Но подобная шутка в сочельник была бы шуткой злостной.

Я был с ним вполне согласен. Затем уже Фредериксен перерезал шнурок, который был так затянут, что должен был мешать бедному ворону глотать крупные куски, если к тому у него представлялась возможность.

Мешочек был из желтой кожи, как раз такой, в каких продают карманные часы. Директор осторожно перерезал шелковые нитки.

– Бумага! – воскликнул доктор Биндер.

– И исписанная! – добавил пастор Балле.

Показался белый исписанный листок, завернутый в промасленную бумагу. Он был исписан на обеих страницах несколькими строчками мелкого письма.

Нас охватило понятное возбуждение. Развернутый листок моментально очутился под непосредственным светом лампы. Лицо директора сначала выразило удивление, потом разочарование. Но одновременно раздались два восклицания:

– По-русски!

– По-французски!

Это крикнули я и Фелисьен. Несколько строчек было написано нервной, старческой рукой.

И ни слова больше. Ни числа, ни месяца. И никакой подписи. Дважды повторенное слово, словно крик, о значении которого мы не имели ни малейшего понятия.

Весело горели свечки на рождественской елке. Пунш издавал приятный запах, но мы долго глядели друг на друга, не говоря ни слова, охваченные каким-то меланхолическим удивлением в разгар рождественского веселья.

Из всех нас Фелисьен больше всего углублялся в загадочную записку. Бывшее в ней незнакомое слово возбуждало его воображение. Он утверждал, что этого слова нельзя приравнять ни к одному из известных наречий чукчей, эскимосов или индейцев Северной Америки. Что же означает оно? Откуда пришло это удивительное сообщение? Если судить по географической широте, оно могло притти с оконечностей Северной Азии, равно как и из Америки. Но для безошибочного определения места не хватало географической долготы. То были вопросы, на которые не доставало ответа.

Оставалось неясным также, откуда прилетел ворон, так несчастливо покончивший свою жизнь от пули Даниила. Вороны – крепкие, выносливые птицы. Возможно, что буря занесла его из очень отдаленного края.

Доктор Бинцер склонялся к мысли, что необходимо искать загадочное место там, где указанная параллель пересекает западные берега Гренландии. Он нашел достаточное число приверженцев.

Потратив даром массу остроумия для разрешения этих загадок, Фелисьен Боанэ обратил свою живую фантазию в другую сторону.

Письмо было адресовано женщине. Кто такая эта Надежда Головина? Молода она и красива или стара и дурна? Фелисьен пытался набросать в своем альбоме портрет ее, как он рисовал ее в своем воображении. Действительно ли адресатка находилась в Гренландии, на самой северной станции западного берега? Что ей там было нужно?

Что касается меня, то я постарался взглянуть на все дело самым трезвым образом. Я был убежден, что тут надо усматривать отдаленные признаки душевной болезни писавшего незнакомца. Однако, нельзя было отрицать и того, что во всей этой истории есть оттенок правдоподобия.

Директор припомнил, что по осени прибыло из местностей северного инспектората несколько каяков, и эскимосы рассказывали о каких-то чужеземцах, приплывших на рыболовном судне.