Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее, позднее я смог получить больше информации от Бханте Ньянадипы и косвенный доступ к нему, и, в конце концов, он согласился на мою просьбу о встрече. Поэтому, когда я был на Шри-Ланке, я немедленно воспользовался возможностью посетить его, хотя это было трудное путешествие в секретное место. Я постарался быть в стране в феврале и в марте во время Магха Пуджи, так как знал, что Бханте переедет в другое кути (лесное жилище) и будет более доступен в это время для общения с другими лесными монахами.
Я отлично помню мою первую поездку к нему. Географически Бханте был не очень далеко от того места, где я в то время находился, но добираться до него было долго. После обычной неспешной езды по дорогам Шри-Ланки мы повернули на очень мрачную гравийную дорогу, которая проходила мимо нескольких одиноких домов. И затем, после пары километров, мы свернули на ещё более дремучую дорогу, по которой было трудно проехать на автомобиле. В один момент машина остановилась, и нам пришлось какое-то время идти пешком, чтобы добраться до маленькой заброшенной деревушки. Это оно, то самое место? Ещё нет! За одним домом спряталась тропинка, и эта тропинка вела к горе. Так мы ещё час шли сквозь джунгли, где можно было посмотреть на слонов, и после утомительного подъёма мы, наконец, увидели Бханте, безмятежно сидящего в своём кресле. Его кути было простым, без передней стены. Там была жёсткая деревянная кровать, маленький стол и шкафчик для лекарств. Но в этом месте он остановился лишь на несколько недель; на самом деле он жил в ещё более отдалённом районе. Как уже говорилось ранее, практика Бханте заключалась в том, чтобы просто уйти в другое место, как только его обиталище становилось слишком уж известным. И со временем, чем больше он стремился к уединению, тем более загадочным он становился и, следовательно, более знаменитым. И чем более известным он становился, тем больше искал уединения. Годами слава продолжала преследовать его, но из-за его стареющего и болезненного тела всё труднее было избежать нежелательных последствий.
Но его жизнь в отрешении в действительности породила чудесное сообщество монахов, которые были вдохновлены жить, как жил он. Бханте Ньянадипа много раз передвигался от одного кути к другому, и эти пустые хижины после были заселены другими монахами, которые желали идти по его следам. Со временем была создана более организованная община, названная Лаггала Сангхой. Как и в любой другой общине, в этой были запланированные собрания, то есть с частотой три раза… в год! Если человек — грамотный отшельник, то даже в этом случае необходимо посещать собрания, пусть и очень мало. Монахи, вдохновлённые примером Бханте, не получали от него много устных наставлений. Скорее, его образ жизни был для них величайшим уроком. Его решимость усиливала их мотивацию, а его вера была их вдохновением. В этой общине не было интереса к поверхностным традициям, линиям рукоположения, виду одеяния и т. д. Также здесь не было никакой склонности к созданию какого-либо культа личности. То, что объединило этих монахов, были искренняя вера в Учение Будды и отношение только к словам Будды как к наиболее авторитетному учению. Здесь были лишь Дхамма и Винайя — подход, который был стандартным и обыкновенным в древние времена.
При общении Бханте может быть немного пугающим. Его крепкое телосложение и физическая сила были выдающимися. Первая встреча с ним произошла в мой тридцать первый день рождения, а ему тогда было уже за семьдесят. Между тем я чувствовал, что я гораздо более слабый, чем он: я находил его образ жизни слишком суровым для себя. В течение нашей первой встречи я также быстро понял, насколько остра и блестяща была его память! Для меня было настоящим испытанием не смущать себя слабой памятью, и я понял, что истинный возраст должен измеряться не возрастом тела, а тем, как человек питает свой разум: не потакая лени, а выводя себя за пределы зоны комфорта!
Наши дальнейшие встречи были менее неловкими, и мои отношения с Бханте стали теплее. Такое ощущение, будто мы знали друг друга ещё до этой жизни. Также мне повезло позаботиться о нём, когда он был болен, и у нас была возможность говорить в течение многих часов. Я с великим интересом слушал истории из его монашеской жизни — даже те, которым по пятьдесят лет. Его воспоминания всегда были кристально ясными и точными. Время от времени мы смеялись, хотя многим людям тяжело было бы это представить, поскольку Бханте, как правило, собран и серьёзен. Но его лицо всегда сияло, когда у него была возможность обсудить Дхамму. Это была его страсть. Он быстро прекращал пустые разговоры и уходил, но ради Дхаммы был готов пожертвовать своим уединением, особенно в его поздние годы. Мне было приятно находиться рядом с ним и говорить с ним… ну, пока он не начал цитировать мне слишком много строф из сутт на Пали! Он был, вероятно, величайшим экспертом в Пали в наше время, а я — наоборот. Трудно было скрыть моё смущённое выражение лица, когда Бханте так превосходно говорил на Пали, и я всегда надеялся, что он не заметит. Но это побудило меня совершенствоваться и в этом отношении.
Я также смог использовать немного любезностей, чтобы убедить Бханте перевести некоторые сутты — по крайней мере, Аттхакаваггу. Я говорил ему, что он, возможно, единственный, кто компетентен в переводе этих строф. Он был экспертом в Пали, особенно в стихах (гатхах), и жил он так, как описано в тех суттах. Первоначально он отказал мне, но в 2016 перевёл Аттхакаваггу, а в 2018 — Параянаваггу. Эти сутты были опубликованы под названием «Безмолвные мудрецы древности». Я всё ещё очень благодарен за это и почитаю книгу как маленькую Библию. К сожалению, это его единственное крупное наследие для мира. Была также мысль перевести Тхерагатху, но, к сожалению, его болезнь помешала этому.
Бханте любил жизнь в джунглях. Он знал природу, растения, образ жизни животных — особенно, слонов и змей. У него было много забавных историй о встречах с опасными и смертоносными зверями; некоторые из них запечатлены в этой книге. Он любил часами просто прогуливаться по лесным тропам,