Корабль начал прыжок.

* * *

Тьма поглотила звезды. Ни единый лучик света не пробивался из мрачной глубины водородного глобула, только гравитационное его дыхание воспринималось приборами — странное неровное дыхание.

— Мешок, — нарушил молчание Умбаа, незаметно подошедший сзади.

Грант не глядя нащупал его плечо и легонько сжал.

Молчание плыло по кораблю, напряженное рабочее молчание. Автоматический исследовательский комплекс КИК собирал информацию, жадно протянув в безголосую пучину щупальца антенн и датчиков. Вихров работал с координатором в паре с Россом. Неожиданное открытие всплеска реликтового излучения вблизи облака заставило их забыть о существовании распорядка дня, и Гранту постоянно приходилось выдворять звездолетчиков из информария.

Бортинженеры корабля — Умбаа и Реут — занялись регулировкой следящих систем, не забывая информировать командира о состоянии аппаратуры.

Грант рассчитал кривую обхода облака, перевел режим полета на автоматический и, продолжая работать, мысленно перенесся на Землю, в Приморье, вспоминал и заново переживал встречи с Тиной. Тоска по жене охватила его с необычайной силой, что было странно и необъяснимо с позиций его логики (но вполне объяснимо с позиций логики жизни). Он женился за неделю до полета, женился неожиданно для самого себя, и любовь его была как вспышка, затмившая привычное разнообразие межзвездных полетов. Грант не любил углубляться в самоанализ, зная, что любовь — проблема из проблем, не решенная однозначно ни одним из философов или поэтов, но иногда ловил себя на том, что глупо улыбается, упираясь взглядом в стену, и это сердило его, так как Росс однажды заметил эту улыбку и, покачав головой, пробормотал:

— Надо же, что любовь делает с камнем!..

На третий день полета на субсветовой скорости к Гранту подошел Вихров и, глядя в сторону, протянул пачку сообщений. Грант просмотрел их и вскинул на астрофизика изумленные глаза.

— Это предварительные выводы, — виновато произнес тот. — Разгадка — там, — Вихров топнул ногой в прозрачный пол, под которым обрывалась, поглощающая свет, пропасть. Грант еще раз пробежал глазами сообщения, задумался, так что карточки посыпались из его рук блестящими бликами. Внезапно взгляды их встретились и Грант понял.

— Ага, — произнес он негромко. — Тянет в бездну?

Вихров смущенно повел головой и бросился подбирать белые квадратики.

— Интересно… — процедил сквозь зубы Грант и тут только заметил, что рядом стоят Росс и Умбаа, похожие друг на друга, как заговорщики.

— Хорошо бы, вообще… — начал Умбаа и пошевелил пальцами, подбирая выражение. — Видишь ли, командир, ценность той или иной информации… как бы это сказать…

— …определяется тем интересом, который она вызывает, — помог Росс.

— Туманно, — качнул головой Грант, внимательно осмотрев их. — Говорите прямо, чего вы хотите?

— Повернуть корабль, — напрямик предложил математик. — На исследование облака достаточно двух недель. Учитывая важность этой области пространства для полетов наших трансгалов, никто в Техническом Совете не бросит нам обвинение в самоуправстве и срыве сроков разведки или программы исследований. Мы не только проложим дорогу к ядру напрямую — поставим побольше маяков и все, — но и исследуем этот загадочный глобул.

— Или я ничего не стою в науке, — взъерошил волосы Вихров, — или мы стоим на пороге тайны!

— Тайны мироздания, конечно, — подхватил Грант ехидно. — Хорошо, я подумаю.

Он взял Росса под руку и повел его, сопротивляющегося, к выходу из центра.

— Во-первых, — сказал он ему в коридоре, — двух недель не хватит даже на то, чтобы прощупать как следует облако локаторами, несмотря на наш КИК. Во-вторых, торопиться в подобных случаях нельзя, и ты должен это понимать, как никто другой. И, в-третьих, ты — мой помощник, наконец, или пассажир, торопящийся сойти на ближайшей станции?

— Я понял, — пробормотал Росс. — Но если уж на то пошло, обходя облако, мы строим мост вдоль реки. Но проще ли строить его поперек? То есть пронзить облако? Времени у нас не так уж много, ты прав, но мы потеряем больше на обходе, чем на прямой. К тому же, да будет тебе известно, убивает не время, убирает ожидание.

— Какое ожидание? — нахмурился Грант.

— Встречи, например, — пояснил Росс без улыбки.

* * *

На четвертые сутки трансгал повернулся носом к пугающей черной бездне и как бы повис на грани звездного мира и тьмы. Грант принял решение пройти газопылевую туманность по диаметру в ТФ-режиме1, тщательно исследуя каждый отрезок пути перед очередным малым скачком.

Туманность двигалась от ядра Галактики в плоскости ее диска со скоростью около километра в секунду, поэтому у ее границы поставили дрейфующий с такой же скоростью убегания маяк. Всем кораблям Земли, имеющим ТФ-преобразователи, он должен был сообщать свои координаты, коридор входа в туманность корабля Гранта и формулы обхода облака по циклоиде — на всякий случай.

— Это последнее темное облако перед галактическим ядром, — волнуясь, сказал астрофизик. — Мы будем первыми из людей, кто увидит ядро Галактики! До сих пор мы наблюдали его только в радиоспектре…

— Прошу обратить внимание, — негромко сказал Грант, и лицо его утратило привычное добродушие. — Я знаю вас давно и мог бы не предупреждать. Но мы рискуем, а риск — благородное дело только в том случае, когда он оправдан. Поэтому главное: корабль не должен остаться без защиты даже при перебоях в энергоснабжении!.. Тихо, слушайте! — остановил он попытку Умбаа вставить слово. — Далее, где-то в центре глобула, предполагается наличие звезды с весьма странными свойствами, что налагает на всех дополнительные обязанности: во-первых, постоянный контроль за состоянием узлов корабля и научного комплекса; во-вторых, никакой самостоятельности в изыскательских действиях; в-третьих, личная ответственность каждого за работу аппаратуры контроля здоровья. Далее. Пойдем на ручном управлении, поэтому меня не отвлекать. В случае моего… будем говорить, нездоровья, управление берет на себя Росс. Что вы на меня так смотрите?

— Слишком пессимистично, командир, — пробормотал Умбаа. — «Никто не странствовал бы по свету, если бы не предполагал вернуться и рассказать о том, что видел». Это слова Блеза Паскаля, жившего в семнадцатом веке, а мне кажется, он знал, что говорил. Любой из нас заинтересован в том, чтобы вернуться и рассказать.

— Хорошо, что вы это понимаете, — Грант отвернулся, скрывая усмешку, и надел биосъем.

Он не знал, что ему еще придется пройти сквозь пустыню тоски, горечи и немой, невысказанной боли одиночества.