Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кладбище. Темнота. Одиночество. Тишина. Нет возможности закричать или позвать на помощь. Зато есть кто-то или что-то, чье присутствие ощущалось кожей. Может ли быть что-то страшнее? Оказалось, что может.
Сев на скамейку, стоящую возле одной из могил, я услышала глухой звук и не сразу поняла, откуда он доносился. Лишь когда передо мной из земли вылезли две костлявые руки, поняла, что услышанный шум – копание изнутри могилы. Посмотрев на памятник, увидела фотографию женщины, что умерла лет десять назад и была мне не знакома. Именно поэтому я без зазрения совести схватила лежащую на земле крупную ветку и начала бить ею костлявые пальцы. Что я чувствовала в этот момент? Сначала страх и дикий ужас от того, что мне приходится бороться за свою жизнь, а затем гордость за себя и за то, что смогла дать хоть какой-то отпор ожившему мертвецу. Однако моя минутная победа быстро померкла на фоне ступора, который меня обуял, когда я оторвала взгляд от сломанных костей давно умершей женщины и в сумерках увидела, как из других могил тоже начали показываться костяные руки. Я стояла и не знала, что делать.
– Это все морок, это не настоящее, – вспомнив слова цыгана, сказала я, но затем в голове всплыли и другие его слова: – Если выживет, конечно…
Но могло ли что-то ненастоящее причинить мне реальный вред? Да что я, атеистка, вообще знаю об этом? Еще недавно во мне и вовсе не было веры во что-то сверхъестественное, даже когда тряслась от страха, сидя под сосной, не смогла вспомнить ни одной молитвы, хоть и хотелось. Да, страх смерти даже из атеиста делает верующего.
Развернувшись, с веткой в руках я побежала в совершенно противоположную сторону, туда, где я входила на кладбище. Несмотря на то, что там поджидали меня цыгане, сейчас это казалось меньшим из двух зол. Однако, чем быстрее я бежала, тем быстрее мертвецы откапывались из могил. Поняв это, мне пришлось перейти на шаг.
Решив не смотреть по сторонам, из-за перенапряжения я начала тихонько всхлипывать. Вокруг же меня отовсюду было слышно шуршание листвы, медленные шаги оживших мертвецов и скрежет костей об ограду. Лишь боковым зрением я видела это все сквозь призму слез, что катились по щекам горячими каплями. Мне было страшно, но разреветься себе не позволяла, чтобы не шуметь. Поэтому, как поставленный в угол ребенок, просто тихо всхлипывала.
– Чего плачешь? – раздался мужской голос позади меня, от которого я непроизвольно дернулась, уронила ветку и резко обернулась.
– Что? Вы кто? – чуть не потеряв сознание от неожиданности, спросила я, даже не понимая, что говорю. – Здесь мертвецы…
– Где? – осматриваясь, спросил высокий мужчина в спортивном костюме. Посмотрев на могилы, я тоже ничего необычного не увидела, что вызвало во мне приступ дикой радости. Стоя на пустом кладбище, тихом, таком обычном, я поняла, что никогда не испытаю большего счастья и чувства восторга от того, что все закончилось. Смеясь и плача от радости и нервного потрясения, я стояла и просто смотрела то на мужчину, то на небо, то на могилы.
– Вам помочь? – подождав, пока моя истерика закончится, спросил мужчина.
– Да, доведите меня, пожалуйста, до выхода, – быстро ответила я, но лишь только пройдя вперёд несколько метров, я решила обернуться, чтобы уточнить, что именно мужчина делал ранним утром на кладбище: – Простите, а вы…
Не закончив фразу, я лишь застыла в недоумении: передо мной никого не было. Пустое кладбище. Я вновь одна. Очередная волна страха накатила на меня, заведя сердце и вскружив голову. Но как же так? Мужчина же выглядел таким живым?! Я разговаривала с ним… Как же страшно быть одной… Бороться, умирать… Все это страшно, все, что приносит боль, страдания или разочарование. Идя в одиночестве к выходу, я увидела рассвет, что сквозь прорехи меж крупных сосновых веток освещал мне путь. Я шла и думала о том, какие же все-таки люди глупые. Мы живем в таком чудесном мире, где у нас все есть, но мы им все равно не довольны. Морок рассеялся, а я вышла с территории кладбища и увидела толпу цыган, что расступилась, приглашая меня в какую-то кибитку. После того, что я пережила, казалось, все остальное – пустяки. Поэтому сопротивляться не стала. Согнув голову, я оказалась в душном помещении, в котором курила цыганка лет пятидесяти.
– Храбрая ты, – сказала она, указывая на меленькую лавочку. – Садись. Погадаю.
– Зачем вы так со мной? Что я вам сделала? – спросила я, тем не менее садясь перед таким же небольшим столом. Однако цыганка не спешила с ответом, налив чая в две чашки. Я повторила вопросы, а затем добавила: – Вы ведь Нана? Морок ведь вы навели…
– Тяжелая была у тебя ночь, пей, – сдержанно произнесла та, отпила чая и поднесла ко мне карты. – Сними на себя. Погадаю. Травить тебя не буду. Пей.
Сделав то, что меня просили, я почувствовала на языке приятный вкус трав и меда.
– Мать твоя уехала, как только мы в город-то пришли, – раскладывая карты, холодно произнесла Нана.
– Да, но она уехала к сестре. Это совпадение…
– А то, что почти тридцать лет назад она у меня мужа Рустама украла, тоже совпадение? – спросила Нана, в которой все еще чувствовалась обида и злость. – Цыгана у цыганки украсть?! Наглая… Прокляла их. Жертву большую отдала. Ты не должна была родиться. Ошибка – это то, что ты все еще живешь.
– Мой отец умер, когда я маленькая была. У мамы даже фотографий не осталось.
– Рустам на себя проклятье взял, оттого и умер. А должна была ты. Дважды жизнь спас.
– Почему дважды?
– Морок отвел от тебя. Он на кладбище этом похоронен, я на его могилу ходила.
– Да, я встретила мужчину. Высокий, красивый, черноволосый…
– Мой Рустам, – будто на секунду поддавшись приятным воспоминаниям, сказала Нана. Но потом вновь стала