когда арбуз наконец добирался до бортика, он был исцарапан, побит, из него сочилась красная мякоть, и съедобным он казался разве что тому, кто его выиграл. Мне хватало ума в это не лезть, хотя меня и бесило, что девчонки никогда в не участвуют в игре, как будто мы были слишком хрупкими для подобных вещей. Впрочем, в тот единственный раз, когда я попыталась побороться за арбуз (мне было двенадцать), какой-то пожилой дядька с вытатуированной на предплечье змеей заехал мне локтем в лицо и чуть не вышиб передние зубы.

Мои братья-тройняшки прекрасно годились для битвы за арбуз, так как к своим восемнадцати успели здорово вымахать. Были они довольно дикими и обладали не только физической силой, но и психической, делавшей их невосприимчивыми к боли; и эту силу они постоянно испытывали друг на друге. Однако они тоже не участвовали в битве, пользуясь моментом, пока все загипнотизированы арбузом, чтобы красть деньги и еду из оставленных без присмотра сумок.

Я стояла возле бассейна на покрытых волдырями ногах и размышляла, почему бы мне, собственно, не лечь на полотенце и не подождать, пока я смогу спокойно войти в воду и… что? Просто бродить вдоль бортика, чтобы никто не подумал, что я одинока? Я терпеть не могла этот бассейн, однако кондиционер в доме накрылся и, пока его починят, пройдут еще сутки. Я продержалась целых два дня, обливаясь потом и чувствуя себя несчастной, но в итоге в то утро села с братьями в их минивэн. Если честно, раз уж мне пришлось сюда приехать, хотелось поглядеть, как мальчишки будут драться за эту хреновину. Хотелось послушать крики и проклятия. Увидеть насилие, творимое ради веселья.

С противоположной стороны бассейна за мной наблюдал какой-то паренек. Он был худеньким и нервным, примерно моего возраста, и всякий раз, как я ловила его взгляд, он улыбался странноватой улыбкой и начинал пристально смотреть на воду, которая так ярко отражала солнечные лучи, что слепило глаза. Потом я потеряла его из виду. Спасатели вот-вот должны были засвистеть в свои свистки. А потом я почувствовала чье-то прикосновение к локтю, почему-то показавшееся мне очень дружественным и необычным, чьи-то пальцы на своем шершавом, костлявом локте. Моментально развернувшись, я увидела того самого паренька, черноглазого, черноволосого, с белоснежными и очень неровными зубами.

— Привет, — сказал он, а я отвела от него локоть.

— Не дотрагивайся до людей, которые не любят, когда до них дотрагиваются, — сказала я ему.

Паренек примирительно поднял руки, неожиданно смутившись. Ну кто смущается, дотронувшись до локтя девушки?

— Извини, — сказал он. — Извини. Я здесь новенький. Недавно сюда переехал. Никого не знаю. Наблюдал за тобой. Похоже, ты тоже никого здесь не знаешь.

— Я здесь всех знаю, — ответила я, показывая на сборище любителей бассейна. Я их всех знаю. Просто они мне не нравятся.

Он кивнул. Он меня понял.

— Не поможешь мне заполучить этот арбуз?

— Я? — Теперь уже я смутилась.

— Вместе со мной. Думаю, нам это под силу.

— Разумеется, — сказала я, кивнув и улыбнувшись.

— Отлично. — Лицо его просветлело. — А как тебя зовут?

— Фрэнки.

— Круто. Мне нравятся девушки с мальчишескими именами, — заявил он мне, словно был самым непредвзятым из когда-либо живших на свете людей.

— Фрэнки — не мальчишеское имя. Это унисекс.

— А меня зовут Зеки.

— Зеки? — удивилась я.

— Иезекииль, — пояснил паренек. — Это из Библии. Впрочем, это мое второе имя. Я решил его опробовать этим летом. Чтобы проверить, как оно воспринимается на слух.

Я разглядывала его. Он не был красавцем: все его черты были слишком крупными, мультяшными. Но и я не была очаровашкой. У меня было вполне заурядное лицо. Я убедила себя, глядя в зеркало под нужным углом, что, пусть я внешне и заурядная, это временно и скоро я стану привлекательной. Я сказала себе, что я точно не уродка. Вопреки тому, что постоянно твердили мои братья. Плевать. Меня моя внешность ужасно волновала, но я прикладывала массу усилий, чтобы не волноваться. Я — панк. Возможно, лучше было быть уродкой, чем заурядной.

Просвистел свисток, а мы всё глядели пристально друг на друга. И тут он говорит:

— Ну давай! Мы сможем! — и прыгнул в бассейн.

Я прыгать не стала. Просто стояла рядом и самодовольно улыбалась, глядя, как Зеки бултыхается в воде. Он выглядел таким расстроенным. Я почувствовала себя совершенно дерьмово. В конце концов он пожал плечами и погреб в направлении движухи, к бурлящей толпе мальчишек-подростков, дерущихся ради забавы за дурацкий приз.

Зеки попытался несколько раз пробиться к арбузу, но его грубо отпихивали в сторону, окунали вводу, и он выныривал, ловя ртом воздух и кашляя, и выглядел таким потерянным, одиноким. Тем не менее он упорно лез в толпу, стараясь схватить руками арбуз, такой скользкий, что никто не мог им завладеть. А потом кто-то случайно лягнул Зеки ногой в рот, и я увидела, что у него разбита губа. Из нее сочилась кровь, падая каплями в воду, однако спасателям было пофиг. Думаю, они в ту сторону даже не посмотрели. А Зеки попросту прыгнул обратно в толпу, и меня охватила тревога. Я знала, что с таким лопухом обязательно случится что-нибудь скверное.

Едва эта мысль пришла мне в голову, как я бросилась к своему брату Эндрю, у которого было уже семь упаковок «Доритос»[2], и заявила, что мне нужна его помощь. Тут же к нам подошел Брайан, держа в кулаке пачку влажных купюр.

— Пошли, Эндрю, — сказал он, не обращая на меня никакого внимания. — У нас не так много времени.

— Мне нужна помощь, — повторила я, и в этот момент происходящим заинтересовался Чарли и подошел выяснить, что происходит. — Мне нужно, чтобы вы помогли этому парню выиграть арбуз, — заявила я всем троим сразу.

— Да ну его на хрен, — ответил Чарли. — Ничего не выйдет.

— Ну пожалуйста! — взмолилась я.

— Извини, Фрэнки, — сказал Эндрю, и они уже собирались свалить, но тут я закричала:

— Я дам вам двадцать долларов!

— Двадцать баксов? — спросил Брайан. — Без дураков?

— Двадцать баксов, — ответила я.

— И что мы должны сделать?

— Видите того ботана в бассейне? С разбитой губой? — Братья дружно кивнули. — Помогите ему выиграть арбуз.

Хотя задание было довольно простым, они долго и внимательно глядели на арбуз.

— Ты что, в него влюбилась? — спросил Чарли, ухмыляясь.

— Не знаю. Мне его жалко.

— Фу! — скривился Эндрю и взглянул на меня, как на прокаженную. — Ладно, сделаем.

И мои братья, побросав на меня все, что успели собрать, с разбега попрыгали «бомбочками» в воду. Эндрю схватил Зеки, словно тряпичную