Наряду с приведенным выше общим значением, мы встречаем слово «казак» и в другом, более узком смысле. В этих случаях казаками называются вольные служилые люди, наймиты, батраки, стражники, отнюдь не холопы, не рабы или крепостные; люди, служащее по собственной доброй воле, а не по принуждению. Во время борьбы Царя Ивана IV с Казанью ногайский хан писал ему (по получении богатых подарков): «Я твой казак и твоих ворот человек; братству моему знамя (доказательство) то: захотят младшие мои братья или дети в вашу сторону войною идти, то я, если смогу их унять, уйму, а если же не смогу их унять, то к тебе весть пошлю».

Еще и в наши дни в Северо-Восточной Руси словом «казак» обозначается работник, человек, смотрящий за хозяйством другого и не имеющий своего. Такое же значение мы находим и во многих документах XVI века: так, в уставной грамоте великого князя Василия крестьянам Моревской слободы: «Плавити им дрова и хоромной лес реками, и им и козаком их мыта и явки не давати». В жалованной грамоте Троицкому Сергиеву монастырю 1534 года говорится: «Кто у них станет жить у соли у варницы и в дворах, повара и водоливы и всякие козаки, наместники наши, и волостели, и тиуны их тех людей не судят; а которые козаки приходцы порядятся жить за монастырем в варницы, в повара, водоливы, дрова рубить и возить и всякое дело делать, – таким являться к нашим наместникам».

В 1582 году какой-то Тереха Ситников подрядился доставлять из Нижнего в Астрахань хлебный запас в 2500 четвертей муки и толокна; ему дана была грамота, по которой его всюду пропускали беспошлинно и без задержек, а потому, если кто-либо на запасчика (подрядчика) или на людей его попросит пристава или казаки его, не желая идти у него на судах, станут на нем или на людях его чего искать или чем его клепать, то бояре и воеводы не должны давать на него и на его людей пристава и суда, а судиться им в Москве в Боярской Думе; вместе с тем боярам, воеводам и дьякам воспрещалось Терехиных казаков верстать в стрельцы и в казаки. Царю Борису Годунову Верхотурские стрельцы, казаки, пашенные крестьяне и ямские охотники жаловались на своеволие начальства: держат-де они по найму для своей нужды, для пашни и для гоньбы ярыжных казаков, дают им найму по три рубля с полтиною и по четыре рубля на лето, кроме того, что они едят и пьют у них; но этих казаков берут у них воевода и голова на царские изделия (работы); кроме того, воевода и голова нанимают к казенным баням ярыжных казаков, дают им найму по четыре и по пяти рублей, и эти деньги, а также и деньги на банную поделку велят собирать с их ярыжных казаков.

В двух последних примерах мы уже видим различие казаков-батраков (ярыжных, торговых) от казаков-воинов, служилого военного сословия, возникшего на Руси по примеру и образцу татарских казаков.

Татарские орды, окружавшие Русь с юга и востока в XV–XVI веках, не представляли собой однородной массы. В зависимости от происхождения, знатности и богатства они делились на три различных класса: мурз-князей, из рядов которых выходили и ордынские цари, уланов среднего сословия и казаков низшего сословия, наименее обеспеченного и соответствовавшего пролетариям древнего Рима, которые оценивались по своему имущественному положению только в одну «голову» (capite censi), за отсутствием другого ценного имущества. В то время, как мурзы предводительствовали огромными отрядами, доходившими до нескольких десятков тысяч человек, а уланы выходили на войну в сопровождении целой толпы слуг и рабов, – казак вылетал в поле «гол как сокол». Много добра сулила ему битва и война, а терять было нечего, так как ничего у него не было за душой, кроме коня, оружия да «удалой башки»… да и та непрочно сидела на буйных плечах в то суровое и ненадежное время, когда жизнь человеческая шла ни во что…

Татарские казаки неоднократно упоминаются в наших летописях и других исторических документах. Так, мы знаем, что Великий Князь Василий Иоаннович пожаловал татарскому царевичу Абдыл-Летифу поместье в Юрьеве, причем взял с него присягу на верность службы и обязательство «не принимать от других царей и царевичей, которые будут в Московском государстве, уланов, князей и казаков, хотя бы они прежде ушли от них в Орду или Казань, и оттуда их не принимать». В 1535 году в Москву приехали с Волги казаки, городецкие татары, и сказывали, что к ним на остров приезжали казанские князья, мурзы и казаки, человек шестьдесят, и объявили об убийстве казанского царя Еналея. В 1550 году в Москву стали ездить, человек по пяти, по шести сот, горные татары, только что признавшие над собой власть Московского царя; Государь их жаловал, князей, мурз и сотенных казаков кормил и поил у себя за столом, дарил шубами, доспехами, конями, деньгами. В 1552 году казанские послы говорят царю Ивану Грозному: «теперь здесь в Москве уланов, князей, мурз и казаков человек с триста». В том же году бояре велели перехватить пришедших в Москву из Казани с Шиг-Алеем татар: Кудай-Кула, Лимана и всех князей и казаков.

И чем менее грозными для Русской земли становились татарские ханы и беки, все более и более терявшие свою силу, тем опаснее и страшнее становились вездесущие и неуловимые татарские казаки, причинявшие немало хлопот и бед жителям русских порубежных сел и городов, купцам, послам и иным людям, имевшим надобность бывать в степной Украине.

Понятно, что правительство московское обращалось с жалобами на их разбои и к Крымским ханам и к Турецким султанам. Жалобы эти начинаются уже с Иоанна III, который особенно просил унять разбойничавших в Придонских степях Азовских (татарских) казаков. Сын его, Василий Иоаннович, требовал от султана, чтобы тот запретил Азовским и Белгородским (Аккерманским) казакам подавать помощь Литве против Руси. В грамоте Крымского хана Менгли-Гирея к Иоанну III мы видим обещание унимать крымских казаков: «Вышнего Бога волею я, Менгли-Гирей-Царь, пожаловал: с братом своим, великим князем Иваном, взял любовь, братство и вечный мир от детей на внучат. Быть нам везде заодно, другу другом быть, а недругу недругом. Мне, Менгли-Гирею-Царю, не воевать, ни моим ханам, ни князьям, ни казакам; если же без нашего ведома люди наши твоих людей повоюют и придут к нам, то нам их казнить, и взятое отдать, а головы людские без окупа выдать»…

Само собой разумеется, что все такие обещания были безрезультатны, так как и крымцы, и ногайцы, и другие кочевые обитатели южно-русских степей жили, по преимуществу, грабежом, разбоем и продажей пленных в рабы, а потому никакие усилия ханов, если бы даже и можно было верить их искренности, не приводили ни к чему. Русь могла спастись от вечной грозы, только противопоставив силе такую же силу. И вот против татарских хищников, с одной стороны, выдвигаются украинные крепости, города, «остроги» (сторожевые укрепления, посты), населяемые служилым воинским людом – стрельцами, городовыми казаками и т. д., а с другой стороны, степные речки и овраги заселяются охотниками-воинами, вольными казаками, собирающимися в большие дружины, военные общины – казачьи войска. Таким образом, навстречу татарским ордам Русь выставила верного стража и защитника – казачество служилое и вольное.

И вот к истории возникновения этого казачества, его постепенного развития и более чем четырехвековой беззаветной и верной его службы земле Русской мы переходим в следующих главах.