В этот момент вожак упряжки отпрыгнул в сторону и сани сильно занесло.

– Дайте же ружье! Да поосторожнее, оно заряжено!

Молодая женщина выбралась из-под одеял. Поглядывая по сторонам, она вынула из брезентового чехла оружие и протянула его Жозюэ, не отрывая при этом взгляда от тощего волка, бегущего неровными скачками рядом с упряжкой в шесть собак. Все вокруг казалось пугающе нереальным: висела густая снежная пелена, временами нарушаемая порывами норд-оста.

– Что происходит? – крикнула Жасент.

– Этот волк – бешеный! – прицеливаясь, рявкнул в ответ Одноглазый.

– Откуда вы знаете?

– Знаю, и всё тут! Торьё, а ведь мы почти на месте! Пригнитесь пониже, я буду стрелять!

Мрачно громыхнул выстрел. Замерев от ужаса, Жасент не сводила глаз со стремительно мчащегося дикого зверя. Осознав, что Одноглазый промахнулся, она перекрестилась.

«Боже милосердный! Только не бешенство, только не этот ужас!»[2] Страшная болезнь унесла немало жизней охотников и трапперов[3]. Чтобы заразиться, достаточно было одного укуса. Бешенство поражало енотов, лис и волков, а те передавали инфекцию другой лесной дичи и домашнему скоту.

Одноглазый пальнул еще дважды. Треск выстрелов заглушили лай и рычание собак; напуганные близостью хищника, они понеслись еще быстрее. Вскоре упряжка резко свернула к темной постройке, окруженной молодыми елочками. Жасент пронзительно взвизгнула, когда сани задели сугроб и перевернулись набок. Удержаться не удалось, и ее с силой отбросило назад. Оглушенная ударом, женщина, раскинув руки, осталась лежать на промерзшей земле. Но, даже находясь в полуобморочном состоянии, она сумела различить характерный запах костра, в холодном воздухе казавшийся особенно отчетливым. «Бог мой, наверное, сюда-то мы и ехали! Скоро я буду в тепле и безопасности!»

Надежда оказаться под кровом, рядом с пылающим очагом, навела Жасент на мысль о Пьере. Лежа с закрытыми глазами, женщина представила, как муж склоняется над ней и на его красивых губах появляется ласковая улыбка. В следующее мгновение ее встряхнула чья-то сильная рука – резко, без намека на супружескую нежность.

– Медсестра Дебьен! Вас не оглушило? Еще одно несчастье на мою голову!

Жалуясь на судьбу, Жозюэ Одноглазый бросил ружье на землю и принялся поднимать молодую женщину, чья неподвижность его встревожила. Жасент моментально пришла в себя. Горя гневом и возмущением, она оттолкнула траппера, поднялась на ноги и осмотрелась. Всё тот же холодный, тонущий в снежной дымке пейзаж окружал их со всех сторон, словно клетка.

– Вы застрелили больного волка? – грозно спросила она, глядя на охотника в упор.

– Ну да, застрелил, а вы что думали? Целиться я не разучился. А вы, дамочка, меня напугали. Идемте, познакомлю вас с моим приятелем Фильбером. А потом вернусь и соберу нашу поклажу! – сказал мужчина, указывая на вещи, лежащие на снегу в нескольких шагах от них. – Еще надо запереть собак да осмотреть моего старичка Дана, вожака упряжки. Может, волк успел его цапнуть. Анафема!

– Перестаньте ругаться, мсье Жозюэ. И давайте поспешим! Я замерзла.

Мужчина горделиво выпятил грудь под толстой курткой из черной медвежьей кожи: приятно, когда такая красивая женщина называет тебя «мсье».

– Это поправимо, – отвечал он. – До сарайчика осталось не больше пятидесяти шагов. Да и ветер, кажется, утихает.

Жасент решила не спешить с упреками и жалобами, пока они с Одноглазым не войдут в обещанный сарай, на поверку оказавшийся нагромождением ржавых листов железа и досок, которые, судя по виду, не рассыпáлись только благодаря большому количеству дров, сложенных тут же в поленницу. Молодая женщина остановилась на пороге и вздохнула с облегчением – ни холод, ни ветер ее уже не достанут.

– Проходите, медсестра Дебьен! Там, в глубине, есть маленькая дверка. Нам не придется снова окунаться в метель, чтобы войти в дом к бедняге Фильберу! – сказал Одноглазый.

– Минутку, мсье! – воскликнула Жасент. – Мне нужно кое-что вам сказать, и, из уважения к моему будущему пациенту, я сделаю это здесь. Вы поступили дурно и всерьез меня рассердили. Вы лгали, когда говорили о расстоянии между Сен-Примом и жилищем вашего друга. Вы пообещали, что я буду дома еще до наступления темноты. Господи, какая глупость с моей стороны – во все это поверить! Но я не могла пренебречь чувством долга и оставить без помощи раненого старика. А вы, вдобавок ко всему, заявили, что небо скоро прояснится и не будет ни метели, ни снегопада.

– Что ж, тут вы правы, я слегка приврал. Но кого еще я мог попросить о помощи? В наших краях докторов нет. А насчет погоды я ошибся, с кем не бывает…

Не удостоив старика взглядом, Жасент, не снимая варежки, тыльной стороной руки стала отряхивать снег со своей курточки.

– Торьё! Вы же сами решили стать медсестрой! А где ваш чемоданчик? Он наверняка остался лежать возле саней!

– Сами за ним и сходите! Только сперва объясните мне, как мсье Фильбер поранил ногу. Я хочу быть готова, хочу заранее знать, что у него за рана.

Одноглазый нервно потер подбородок, потом кашлянул, прочищая горло.

– Хм! Что тут объяснять? Укус – он и есть укус.

– Укус? Его укусила собака?

– Да нет же! Этот треклятый волк, что бродит тут со вчерашнего дня!

Дело было еще хуже, чем ей представлялось. Ошарашенная Жасент замерла на месте. Ей хотелось накричать на Одноглазого, наброситься на него с кулаками, однако она сдержалась.

– Но это же безумие! – вскричала медсестра чуть не плача. – Теперь-то я понимаю, откуда вы знали, что этот волк – бешеный! О чем вы только думали? Нужно было сразу привезти вашего друга в деревню, а оттуда отправить в Роберваль. Или хотя бы предупредить меня, ведь я не захватила ни вакцины, ни сыворотки, которые нужно дать больному. Боже милосердный! Вы хотя бы промыли рану водой с мылом или спиртом? Когда его укусил волк?

– Вчера… Я прижег рану раскаленным железом. Мой приятель так кричал, что было слышно, наверно, на Северном полюсе.

– Раскаленным железом?!

Молодая женщина дрожала от возмущения. Она уже размышляла о том, что будет делать для спасения несчастного Фильбера. Жозюэ Одноглазый с удрученным видом смотрел на нее и молчал. Жасент повернулась и, пройдя между рядами поленьев, открыла узкую дверь, которая вела в хижину. Там ее ожидало печальное зрелище.

В доме Альберты и Шамплена Клутье, в деревне Сен-Прим, в то же самое время

Альберта сидела у кухонной плиты, держа на коленях маленькую внучку. Нежно прижимаясь к ней всем телом, девочка молчала.