Пока я была у Винни, пришлось зайти в туалет: кажется, я теперь большую часть времени провожу на толчке — каждый час выжимаю по несколько капель, а мочевой пузырь остается полным. Там я наслаждалась видом бесчисленных белых детских трико, вывешенных для просушки. А еще в доме были: жесткая деревянная кроватка, застеленная белоснежными простынями, пеленальный столик, заваленный подгузниками и пеленками из хлопка, и целый набор кремов и присыпок, о которых я в жизни не слыхала, хотя моя прямая обязанность — писать о различных непонятных и предназначенных только для избранных косметических средствах.

В Винни всегда было больше материнского, чем во мне, — она спокойнее, терпеливее, и инстинкты развиты гораздо сильнее. А еще она добрее. Так что материнство для нее — естественное состояние, и я была благодарна за то, что наши дети должны были родиться с интервалом в пять месяцев. Это означало, что у меня есть целых пять месяцев, чтобы научиться искусству взращивания детей, подобно тому как в школе я списывала у нее, лучшей подруги, рефераты.

Когда я села на автобус до офиса, сердце сжималось от мыслей обо всей этой суете, покупках и подготовке к тому моменту, когда Джек должен был наконец по-явиться дома. На глаза наворачивались слезы, когда я думала о том, как теперь Винни и ее муж Чарльз вернутся в дом, полный предвкушения настолько, что в предшествующий уик-энд его стены чуть ли не вибрировали. Перед глазами у меня стояла их терраса из красного кирпича, оседающая под грузом скорби, когда они прибудут вдвоем, а не втроем.

Они выглядели такими готовыми к тому, чтобы стать родителями — казалось, все внутри них звенит от этой готовности и от нервного напряжения вот-вот посыплются искры. Пока Винни занималась приготовлениями к появлению малыша, Чарльз подчищал концы на работе. Он планировал провести с ними первые шесть недель жизни Джека.

— И в результате мы поубиваем друг друга, — смеялась Винни в прошедший уик-энд. — Невозможно торчать нос к носу так долго.

Хотя я сомневалась, что за все это время они хоть раз повысят голос. В прошлом такого никогда не случалось.

Они выглядели абсолютно гармонично, пока Чарльз путешествовал на кухню и обратно, подавая чай и принося различные детские принадлежности, которые Винни хотела мне продемонстрировать. При этом успевал рассказать, сколько всего пришлось приобрести, готовясь к рождению сына. В энтузиазме он не уступал Винни, и мысли о том, каким отцом он станет, распирали его так же, как Винни распирал младенец.

Помимо сходства со всеми заботливыми мужьями, в нем наблюдалось сходство с одной из тех собак, что отказываются покидать беременную хозяйку. Его желание чем-то помочь Винни было неиссякаемым — он был предан ей до бесконечности. На «Ютьюбе» научился делать массаж ног. Когда наступило время прощаться, стоял рядом с Винни на ступеньках крыльца, обняв ее за плечи, как будто хотел от чего-то защитить, пока они махали мне вслед.

В следующий раз он должен был распахнуть передо мной дверь и представить новорожденного сына. Теперь этого никогда не случится.

Обычно по пути на работу я читаю новости в телефоне, но сегодня не могла понять смысла слов перед глазами. И пока двухэтажный автобус пробирался по укутанным смогом улицам юго-западного Лондона, я все пыталась как-то связать долгожданного Джека со всеми его будущими возможностями с этим мертвым малышом, над которым оставалось только преклонить в рыданиях колени, вместо того чтобы ласкать и ворковать над ним. Связать с неподвижным телом, всего несколько дней назад ерзавшим под туго натянутой кожей живота Винни.

У меня было ощущение, что утром я проснулась в параллельной вселенной, привела себя в порядок и села на сороковой маршрут, приехав черт знает куда. А в нашей родной вселенной Джек, конечно, вручен счастливой матери и благополучно засопел в теплых и ласковых руках моей лучшей подруги и верного товарища, столько раз обнимавших меня…

Но мой собственный ребенок вдруг пошевелился в этой измененной реальности. Он подтвердил свое существование, свое наличие, свои права на меня и на окружающий мир. И это было самое земное и острое ощущение, которое я когда-либо испытывала.

* * *

Когда я появилась в офисе, кандидаты уже расположились вдоль одной из стен. Склонив аккуратно причесанные головы, они уставились в экраны телефонов, сидя под пластиковым логотипом-переростком нашего журнала: «От»[1]. Одна из любимых шуток Мофф — полные надежд люди помещались под довольно прямолинейным указанием на то, чего они хотят достичь.

Я достаточно хорошо знала своего босса, чтобы осознавать, что она срежиссировала практически всю свою жизнь. Будучи в первую очередь охотницей за сенсациями, Мофф видела их практически во всем: фотографии, дизайн страниц и заголовки — только это занимало каждый ее день. Две женщины, соперничающие друг с другом за редкую возможность поработать в одном из самых успешных в стране журналов мод — пусть даже то короткое время, пока я буду в декретном отпуске, — коллизия, коей главный редактор этого журнала, Эмили Моффатт, не могла пропустить. Наверняка предложит проигравшей написать о своем опыте в следующий номер.

Я быстро прошла мимо, стараясь не разглядывать их слишком пристально, благодарная богу за то, что живот пока еще не слишком сильно выпирает и что я все еще похожа на этих двух изящных, хорошо одетых женщин, пришедших побороться за мое место. Не относясь к той части представительниц индустрии моды, что балансируют на грани истощения, я, тем не менее, высокая и достаточно стройная женщина, обладающая достаточной долей цинизма, чтобы понимать: внешние факторы будут играть не последнюю роль в битве на утренних собеседованиях.

Радуйся, что еще кому-то нужна и не ходишь вразвалку, как утка.

Я хорошо понимала, что хотя главная цель Мофф — найти такого же писучего и квалифицированного фешен-редактора, как нынешний, она станет также внимательно оценивать, как каждый кандидат будет смотреться перед камерой и на обложке журнала и носить дорогущие дизайнерские наряды, как попало хранящиеся в гардеробной в конце холла, напоминающей кладовую благотворительной организации.

Когда я появилась здесь впервые в качестве практикантки много-много лет назад, личный помощник Мофф провел меня к этой гардеробной и велел «навести тут хоть какой-то порядок».

В работе в «От» было много такого, что не совпадало со сценарием «Дьявол носит “Прада”»[2]. Его я, двадцатидвухлетняя, посмотрела всего за месяц до моего появления здесь. Меня встретили холодные туалеты, где курьеры, доставлявшие одежду в мешках с логотипами модных домов, прятались, чтобы в перерыве почитать таблоиды; прогорклый запах рулетов с копченой грудинкой, поднимавшийся из кафе Спироса на первом этаже; парни с верхнего этажа, где располагалась редакция журнала «Гол!», которым обязательно надо было втиснуться в уже переполненный лифт; и, наконец, мышь, регулярно появлявшаяся между колесиками моего рабочего кресла, готовясь сожрать хлопья, оставленные на столе.