и я точно уверена, что мы должны были встретиться. Но этого не случилось. Я снова дома, и здесь все как прежде. Словно ничего не изменилось, и я еще жду чего-то. Стоя в бликах солнца, в остатках дня, я почти осязаю шелест умерших надежд в ней. Их эхо повисло в этих стенах, и крики детей с улицы делают его еще отчетливее. Они так радостны, задорны, и воробьи все чирикают, верещат в такт им. Будут чирикать и завтра, и завтра дети будут раздавать в своих играх роли. Я услышу все, что происходит за окном, ведь в моей комнате будет по-прежнему тихо.

Одеяло не согревает. Повсюду холод, и горячая чашка лишь слегка греет руки. Я не могу закрыть окно, тогда станет тихо. Погаснет жизнь, и зацепиться сердцу станет не за что.

-Но надо жить,– закрываю я форточку. Сочность сладкой клубники в десерте, под ней нежный крем открывают сердцу новый мир, ведь радость можно найти в другом. И кто-то скажет: "Но ведь можно иначе", но я откину это. Я затопчу это. Я буду стараться не замечать, как май перекрывает кислород ностальгией, как каждый год врывается в память ушедшее. Но как справится с этим? Ведь то, как ты пылал и волновался, май бережно хранит в каждом своем дыхании.

***

Никто. Никто не видел такого моря. Такого ветра, подпрыгивающих волн на нем. Голубой воды, не таящей угрозы. Гладкой соли, греющей кожу. Солнца нигде не видно, и в небе лишь отражение моря и никак наоборот, никак иначе.

Казалось бы, я должна утонуть, отдаться течению, которое съест меня. По сторонам разбрасывает камни и водоросли. Рыбы, как могут, виляют хвостом, лишь бы доплыть к кораллам. Но куда плыть мне? Вокруг лишь омут, и свирепая буря делит все на части. Все, а меня не видит. По мне она лишь ласково проводит волнами, и я нежусь в хаосе, любя все вокруг, эту легкость в теле. Я думала, вечно буду плыть, но ноги коснулись дна, песчанной поверхности, и волны сошли с нее. Это берег. Здесь механизмы от часов, какие-то рычаги и шестеренки, много цветных камней, блестящих на солнце, но его на небе нет, я точно это вижу. Любопытство тут же склоняет меня вниз перебирать эти стекляшки. Я замечаю между ними подвески, какие-то ключи и золотые узоры. Они такие легкие. Все это как-будто часть украшений. Не из этого мира, из другого.

Я трогаю себя, щипаю, пытаюсь не дышать, и это не выходит дольше, чем обычно. Я здесь, все осознаю, и это наяву. И словно нет на мне одежды, нет обуви. Ветер касается кожи так свободно, хотя я вижу на себе легкий свитер и брюки. Я вроде в ботинках, но чувствую тепло камней пятками. Я чувствую ветер, и резкое касание выводит меня из покоя.

 -Ну как не любить тебя?

Он прижимается к шее. Невероятно, как похоже на шум волн его дыхание. Я слушаю его, не смея перебить своим. Море слилось со мной. Это все одно. Дрожание глади и решительные всплески о камни, что разбивают ее, но без них невозможно звучать новой песней. И все, что я могу, это просто чувствовать. Секвойя, кедр, запах опаленной плоти, розы. Я все хочу обернуться, но боюсь прервать химию взглядом. Не увидеть там трепета и блеска, страха, что я исчезну прямо сейчас и он тоже. Почему я касаюсь его так же, как ноги песчанного дна? Почему он шепчет что-то, а уши забивает лишь шум крови, когда его пальцы касаются губ. И все, что я слышу: "Прошло столько лет", и я киваю. Киваю и жадно целую его белую кожу, потому что я тоже не знаю, что делать с этим чувством, зачем оно дано, если нет для нас плана?

-Обернись же.

Они все те же. Нет, добрее. Светлые волосы колышет ветер, напоминая, что что-то есть кроме темных глаз, кроме катода и анода в пальцах. Он полностью в белом. В песке не испачкались сандалии. На мягких пальцах ни песчинки, и лишь слегка бликует на коже солнце.

-Поцелуй меня, – шепчет он, и я наконец делаю это. Я центр мира, и слышу, как бегут по лужам дети, как бьются бокалы за успех, и роса стекает по травинке в землю. Я – полный баланс, потому что энергия нашла себе выход, нашла другую, которая поглотит ее. Я чуть не падаю. На его руках вздуваются вены, он держит меня и смеется. Мы оба падаем.

–Уже был такой день, помнишь?

Он кивает.

–Самое ужасное, что ты хотела того же. Мы оба хотели одного и думали…

–Что это без повода. Что мы спешим и сделаем что-то, за что потом пристыдим друг друга.

– Да… да. Щеки покрылись пытнышками. Красными, они быстро слились воедино. Он поднял меня и куда-то понес. Наверное, чтобы я не смотрела на них слишком долго.

–Я все помню. Ты хочешь поговорить, как есть?

– Ну конечно, – говорю я и вскоре не вижу моря. Дверь вырастает из ниоткуда, захлопывается, и стрелки часов отбивают ритм с верхней полки. Где мы?

– У меня дома.

Стены завешаны вырезками. Потрепанными сюрреалистичными картинками. Яркий глаз в банке, самолет без крыльев, и воздушные шары уже готовы взять его под свою опеку. Cтраницы из книг, ну надо же, даже странно представить его за чтением. А между тем, все полки в книгах, тяжелых старых переплетах. На столе свитера, плетеные узоры и множество фотографий. Он тут же подводит меня, чтобы разглядеть их. Локон падает ему на лицо. Он осторожно убирает его и все не сводит с меня взгляда. Ждет реакцию, но я не знаю, что ответить.

На фотографиях мы, такие счастливые. Всегда рядом. Всегда касаемся друг друга, и лишь на одной смотрим не на друг друга, а в книги. Они словно с его полки, такие же ветхие. Буквы отсвечивают, но разобрать можно: "Мастер и Маргарита", "Мост в Терабитию". Переплеты выглядят куда старше, чем эти истории. Мы так вдумчиво склонились над ними, сидя где-то на фоне сосен. В какой-то беседке, где по деревянным ставням стекают капли, и все вокруг от них сияет. Наши кожаные куртки тоже попали под дождь, вся одежда мокрая, и почему-то лишь книги не блестят от влаги. Где это могло быть? А это? Когда мы могли оказаться в горах и есть лепешки, укутавшись в