Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-- Каков из себя? -- спросил я, недоумевая.
Мальчишка засунул бурдюк между ног, растопырил пальцы и провел руками перед собой сверху вниз, показывая знатный вид и богатство одежд:
-- Он весь такой. И чуток шепелявит.
“Варвар,-- решил я.-- Что ж, дареному коню в зубы не смотрят. Будь рад и такому собеседнику. Немного их тебе осталось.” И велел:
-- Веди меня к нему, Сартак.
Мальчишка служил мне не только “походным обозом”, но и -- живым посохом. Левую ногу я потерял в битве со скифами. Вместо нее меня подпирает крепкая колонна из эктабанского кипариса с маленькой резной капителью в виде бычьих голов.
У ворот торговцы поприветствовали старика и велели рабам расступиться. Мы стали протискиваться между тюков, и по запаху я определил персидские ткани. Все в этот вечер тревожило мою душу, поднимало волны дорогих воспоминаний.
Людей на улицах было еще немало. Многие любят обращаться ко мне с незначащими вопросами, а потом хвалиться домашним: ”Сегодня я беседовал с Кратоном, ведь он друг Гераклита и знал самого Царя царей”. Я всем отвечаю приветливо и никем не брезгую, а потому переход к “Золотой Сети” занял не меньше пяти пехотных парасангов*. “Этот посланец чужих богов должен быть терпелив”,-- думал я.
Еще за два угла до таверны показались слуги ее хозяина. С радостными возгласами они бросились навстречу и, подхватив меня на руки, понесли по знакомой дороге. Едва мы достигли таверны, как из нее выскочил и сам хозяин, Силк.
-- Кратон! -- с волнением обратился он ко мне.-- У меня первый раз такой богач! Он за жареное седло заплатил целый дарик!
Силк раскрыл кулак, и у него на ладони засветилась золотая лужица. Это была монета, недавно введенная царем персов Дарием Первым. Одной такой монеты хватило бы на месячный наем гоплита* с полным вооружением.
-- Я не верю своим глазам! -- воскликнул Силк и, спрятав монету, сказал: Он ищет Кратона Милетянина! Я спросил, кто отец этого Кратона, ведь у нас в городе не один Кратон. А он сказал, что не знает, кто твой отец, но ищет того из них, который был слугой Пастыря.
И тогда я понял, что мои стариковские глаза все же не обманули меня и орел -- орел великих Ахеменидов -- появился у меня над правым плечом неспроста.
Чужеземец сидел за отдельным столом, у самого очага. Его богатое персидское одеяние темно-синего цвета с золотым шитьем отбрасывало блики, словно спокойное море в ясный полдень.
Силк сам вызвался быть моей опорой, довел меня до стола и, подходя к гостю, все кланялся, так что меня качало из сторон в сторону, как в лодке.
Когда я сел за стол, мы посмотрели друг в другу в глаза. Несомненно, передо мной был перс: прямое лицо, светло-серые глаза и золотистые волосы. Однако не черты его, а скорее движения рук, плеч и торса (а затем, как я приметил, и манера есть) выдавали в нем примесь скифских кровей. На вид можно было дать ему немногим больше тридцати лет. Он обратился ко мне на арамейском:
-- Итак, ты -- Кратон. Здравствуй!
-- И я желаю чужестранцу здоровья и спокойных дорог,-- с осторожностью ответил я.-- Но имени его не знаю.
-- Мое имя ничего не скажет Кратону, слуге самого Пастыря,-- с улыбкой сказал незнакомец.
-- Значит, мне должен быть известен тот, кто тебя послал,-- заметил я.
Перс отвел взгляд к огню и некоторое время задумчиво смотрел на пламя.
-- Да,-- тихо сказал он по-персидски.-- Азелек.
Сердце чуть не выскочило у меня из груди прямо на стол, прямо на блюдо, поднесенное персу. Я с трудом перевел дыхание и раз уж поверил своим глазам, ничего не оставалось, как только поверить теперь и ушам.
-- Она жива?! -- Я невольно заговорил на персидском наречии, и мое волнение чудесным образом улеглось.
Перс оторвал взгляд от огня.
-- Нет,-- по-скифски резко качнул он головой.-- Ее давно нет в Царстве живых. Но я послан ею.
Он надолго замолк, и я тоже хранил молчание.
-- Значит, ты готов, Кратон из Милета? -- спросил перс, когда молчание переполнилось тревогой.
-- Если боги желают вернуть мне молодость... и ногу, то готов,-- был мой ответ.
Взглянув на мою “колонну”, перс широко улыбнулся:
-- То-то я заметил, что в Эктабанах не хватает одной такой.
-- То, чего там не хватает, подарено мне Камбисом, сыном Пастыря,-- не желая шутить на эту тему, сказал я.
Действительно, царь персов Камбис лично распорядился выделить для меня, калеки, молодой кипарис из дворцового сада.
-- Значит, ты, Кратон из Милета, готов исполнить последнюю волю Азелек? -- сказал перс, перестав улыбаться.
-- Последнюю волю? -- изумился я, но размышлять над ответом мне вовсе не требовалось.-- Если боги дадут мне силы...
-- Ахурамазда даст тебе силы, Кратон! -- вздохнув с облегчением, проговорил перс.-- Азелек хотела, чтобы ты, Кратон, написал о том, как умер Пастырь.
-- Как умер Пастырь?! -- несказанно удивился я.-- Но ведь об этом знают все.
-- Не лги, Кратон,-- тихо проговорил перс.-- Правду знаешь только ты.
Знал ли я правду?
Шум битвы раздался в моих ушах. Я услышал свист стрел и вопли умирающих. И увидел стаи тех скифских стрел, облака пыли и песка, окровавленные лица бессмертных, увидел вражеских коней -- тысячи и тысячи -- табуны, обрушившиеся на нас, как горный обвал. И я увидел то предательское. И увидел глаза Пастыря, его голубые, как небо над горами, глаза. Он спокойно смотрел на то копье, летевшее прямо в его грудь.
-- Ты знаешь правду, Кратон,-- донеслось до меня.
И вдруг я увидел совсем иную картину. То была ночь, и в свете факелов ярко сверкали глаза Пастыря. Он стоял прямо передо мной, в трех шагах, одетый, как эллин, а по персидским меркам -- просто раздетый. В одном легком хитоне и без анаксарид*. В его лазах не было гнева и беспощадной ярости, хотя перед ним стоял Кратон, подосланный к нему из Милета наемный убийца. Вокруг, на досчатом полу царского дворца в Пасаргадах, валялись трупы, стыли лужи крови, и я сам был весь изранен. В тот миг решалась моя судьба. Один стражник щекотал мне копейным острием кожу над кадыком, а еще двое тихонько жалили меня копьями