поколений предков сжигало кислород в этой дыре? Мне надо просто дышать и поменьше загоняться. Вдох. Выдох. Вдох. Воздух пробивает дорогу внутрь, минуя осколки зубов. Легкие расширяются.

Когда я смотрю в ее глаза, она напоминает мне мать. Стивия — моя любимая шоколадка. Она заменила мне сахар конфет. Как будто то самое неуловимое чувство настоящей жизни, чувство, которое ты даже не способен описать — выразилось в одной девушке в материальном мире. Теперь оно реально, его можно потрогать. И даже трахнуть, если повезет. Стала ли она спусковым крючком в заложенной в меня программе?

Она может рассказать, в чем была одета на первом свидании, но никогда не вспомнит — в чем был я. Мы познакомились случайно. Обычно про такое говорят — судьба. Разочарованный в своей внутренней пустоте, я тогда искал чем заняться, и не находил. Я завязал с алкоголем, и походил на зомби. Кристально трезвое нечто. Брось зависимость — и узнаешь, чего стоила твоя улыбка. Я шатался по улицам города в поисках того, что сумеет вдохнуть нотки жизни в серый туман. Время было вечернее, темнота улиц опустилась на холодный асфальт. Свернув в один из переулков, я увидел, как она отбивается сумочкой от пары злых гиен. Я собирался пройти мимо, оценив мельком размер ее груди, но взгляд упал немного выше.

— Помоги, — прочитал я в ее огромных зрачках. Сама жизнь говорит с тобой в этот момент.

Мы из одной песочницы.

И вот уже рука хватает кирпич, так кстати оказавшийся под ботинком. Он красного цвета и весь в отверстиях, олицетворение сердца человека, пережившего пубертат. Рука взлетает над головой парня, достающего из кармана нож. Если его голова прочнее, чем этот кирпич — нам конец.

Его голова оказалась не крепче арбуза. Так я получил первый срок, условный. Мне сказали, что еще одно неловкое движение, растление соседской девочки, скажем, или проезд зайцем в поезде — и меня закроют по-настоящему. С работой должен был начаться полный напряг, ведь работодатели оценивают человека по упаковке, словно это новогодний подарок. Но Стивия помогла мне устроиться к своим знакомым в газету. Я начал писать некрологи и сводки бытовых преступлений.

Я цепляю ногой коврик для обуви, отправляя в полет чьи-то ботинки. Белый потолок заливает ярким светом грязь под ногами. Он падает на меня, надо успеть проскочить. Облака пыли поднимаются вверх.

Работа была не сложной. Я еду на очередное происшествие, прихватив с собой диктофон. Босс велел включать его всякий раз, как кто-нибудь из очевидцев откроет рот. Они будут извергать свою интерпретацию событий. А я — потом должен переслушивать записи и собирать из них картину. Художник, рисующий буквами. Свидетели обычно взволнованны, и начинают нести чушь. Ты должен оставаться спокойным и не давить на них. Иногда срываешься и высказываешь все, что думаешь об их показаниях. Кнопка на диктофоне вечно залипает в самый неподходящий момент, съедая половину их слов. Приходится много импровизировать. Возвращаясь в офис, я беру ручку и пишу слова, они собираются в предложения. Я плохо читаю, поэтому отдаю их на проверку редактору по несколько раз в день.

Мы зажили припеваючи, но продлилось это не слишком долго. Все из-за главного редактора газеты. Он ставил мне палки в колеса, ему не нравился мой литературный стиль.

— Ты слишком романтизируешь. Мы тебя не для лирики брали, — проскрипел он после публикации очередного выпуска, — читатели жалуются.

Возможно, я просто искал причины вместо того, чтобы ковыряться в последствиях. Кто спасет маньяков от их жертв…

Парень, отвозя свою стервозную невесту на работу, направил машину с моста?

Он прошептал, что в действительности любит лишь скорость, выкручивая руль в последний раз. Оставшиеся секунды он провел в полной гармонии с миром, ведь у нее не хватит времени начать новый скандал, пока машина летит вниз.

Пожилая женщина наполнила квартиру газом и взорвала, когда в гости наведались потомки?

Зажигая спичку, она заметила, что зять вышел на улицу покурить, но было поздно. Зато не придется делить наследство.

Подобные вещи происходили достаточно часто, чтобы нам со Стивией хватало на жизнь. Но золотая пора началась, когда город захлестнуло сумасшествие. На городскую сцену вышел новый маньяк — король психоделиков, как его называли газеты. Прозвище Метафизик приклеилось к нему почти сразу. Он заполонил город препаратами, лишавшими рассудка многих. Распространяя их через пищевые добавки, Метафизик, по слухам, хотел подарить свою любовь горожанам, поднять их уровень просветления или что-то в этом роде. Люди сходили с ума и шли на необдуманные поступки. Прыжки из окон, петли на дверных ручках и все в таком духе. Новостные ленты пестрили спорами о том, способен ли такой человек в действительности любить. Я был краток.

Эмпатия — главный враг человека на пути к социальной свободе.

Меня выперли из газеты. И долгое время все было тихо, город жил своей жизнью. Метафизик постепенно исчез с радаров журналистов, его так и не нашли, во всяком случае так писали мои бывшие коллеги. А меня не отпускало чувство, что я падаю в пропасть, на дне которой меня ждет только вакуум. За придуманным бытом нет ничего. От скуки я начал писать стихи, но кому нужна поэзия в наше время, когда вся лирика жизни умещается в одной таблетке?

— У тебя мастерский язык, — утешала меня Стивия. Что она имела в виду?

Все издательства отказались со мной сотрудничать. Мне ничего не оставалось, кроме как пойти работать на кассу в ресторан быстрого питания. Мы продавали самые калорийные бургеры в округе, и на моих глазах мозги людей заплывали жиром. Они орали, что хотят добавки. Некоторые брали диетическую газировку в надежде протянуть до полтинника.

Доходы падали. Стивия хотела детей. Семья была для нее единственным ориентиром, помимо модных джинсов и кофе с ликером. Денег едва хватало на нас двоих.

Иногда я надеваю ее очки, они изменяют мир до неузнаваемости, выворачивая истинные мотивы. Так принято в совместной жизни. И вот мы переезжаем в потрепанную однушку на окраине, рядом с железнодорожной станцией. Окна продувает со всех сторон, словно мы на вершине горы. Насморк становится хроническим. Она смотрит на меня, не понимая, что за красивыми глазами болотного цвета уже началось разложение. Ее восхищение фиолетовым залпом затмевает мой гной. Гайморит превращает кости в бульон.

По ночам, слушая стук колес об рельсы, мы мечтали о светлом будущем. По крайней мере, я хотел так думать.

— Почему я должна засыпать под этот грохот? — ворчала Стивия, накрываясь подушкой.

Я слушал, как поезда