И снова ни о чем не спросила, что удивило Татьяну. Она чувствовала неловкость и попыталась объяснить, зачем она здесь.

— Я ехала к родственнице, тут недалеко, уснула и проехала. — Ей было стыдно врать, но куда денешься? Не объяснять же все чужому человеку. — А завтра…

— Переночуешь у меня, — мягко перебила Марина. — Не говори ничего, потом. И ничего не бойся.

Чего не бояться? Татьяне вдруг стало страшно. Куда она ее ведет? В затерянное село, о котором все забыли? И людей нигде не видно. Вымерли? А вдруг эта баба… не живая! Татьяна почувствовала ужас. Пустота вокруг, далекое небо, полное равнодушных звезд, вспомнившийся некстати американский ужастик про какую-то деревню, населенную нежитями, — все это подстегнуло воображение. Тем более после известных событий…

Она замедлила шаг. Тут же в руку ей ткнулся холодный собачий нос. Как его? Серый! Она почувствовала, что ее отпустило. Если собака, то все в порядке! Каким образом присутствие собаки доказывало, что все в порядке, Таня затруднилась бы объяснить. Ну, что-то вроде того, что пес всегда реагирует на… них. В смысле, которые с той стороны.

— Господи, что за чушь лезет в голову! — простонала она мысленно.

— Места у нас чистые, — вдруг сказала Марина. — Тут когда-то было городище, тыщу лет назад, а может, и поболе. В старые времена люди знали, где селиться.

Она дотронулась до плеча Тани и тут же убрала руку. Татьяне стало стыдно. Она потрепала собаку за уши. Серый радостно взвыл, подпрыгнул и уперся лапами ей в грудь. Жарко задышал в лицо.

— А ну, пошел вон! Моду взял! — закричала Марина. — А вот я тебя!

Серый отскочил, взлаял и помчался вперед.

— Дурной, как ступа, малой еще, — сказала Марина. — Даром что ярчук. Приблудился, маленький был. Выгнать жалко, с ним вроде как веселее.

«Ярчук? Это что — порода такая?» — озадачилась Татьяна про себя и спросила:

— А вы одна живете?

— Одна. Муж умер, десять лет на Купалу будет, и с тех пор одна. Я и Серый. Вместе хозяйнуем.

Они все шли и шли. Ночь была светлая, хотя и без луны. В небе до горизонта стояли звезды, и светлая туманность Млечного Пути брошена была небрежно наискось. Сыро, одуряюще пахли травы. От земли поднимался теплый пар.

Село сидело в низинке в легкой пелене. Видны были неясно-белые стены, торчали высокие тополя. Не светилось ни одно окно. Они шли мимо плетней, где-то взлаяла собака. Серый тут же откликнулся дурным голосом. Эхо прокатилось по спящему селу.

— Цыц! Людей побудишь! — шикнула Марина, и Серый послушно замолчал.

Они прошли через все село, вышли на околицу. Впереди был луг, а дальше лес. Маринина хата стояла на отшибе.

— Пришли, слава богу, — сказала Марина, открывая заскрипевшую калитку. — Заходи, не стесняйся!

Двор утопал в зелени. По обеим сторонам дорожки густо росли желтые цветы, головки их цепляли Татьянины колени. Дальше у дома стояли пышные мальвы, высокие, как деревья, отчетливо видные против белых стен. Под тыном клубились заросли кустов.

Марина отворила дверь — она была не заперта. Тепло и запахи незнакомого жилья обрушились на Татьяну. Пахло удушливо сеном, грибами, мешковиной, сухим деревом, топящейся печкой.

Марина, сбросив сумку, уже возилась у стола. Неяркий огонь керосиновой лампы высветил низкую комнату с тремя маленькими оконцами, цветами в глиняных горшках на подоконнике — обильной геранью и китайским лимонником; с печью сложного устройства, которая показалась Татьяне громадной, — от нее шло слабое тепло; образами в углу — темные лики с белыми глазами, над ними домиком — вышитые красно-черным льняные рушники; а также с полсотни тусклых фотографий на противоположной стене — все в одной рамке; стол, клеенку в синий горошек, венские стулья с гнутыми спинками; приземистый комод; домотканые пестрые половики; низкую скособоченную дверь в другую комнату.

Татьяна никогда не выезжала из города и в деревенском доме была впервые. Она нерешительно стояла на пороге, рассматривая Марину и ее дом. Тут даже нет электричества — вот уж конец света! Тем лучше, подумала она.

Марина оказалась женщиной без возраста. Ей можно было дать сорок и все шестьдесят. Невысокая, смуглая, черноглазая, с быстрыми движениями — в ней было что-то птичье. Она стянула с головы косынку, пригладила черные волосы, сняла вязаную кофту, бросила на спинку стула. Посмотрела с улыбкой на Татьяну. Улыбка у нее была хорошая. Татьяна вдруг поняла, что Марина красавица. Чувство это мелькнуло и пропало — перед ней снова стояла немолодая уставшая женщина.

— Утомилась! Ты не стой, проходи. Сейчас вечерять будем.

— Спасибо, не нужно.

— Ты не стесняйся, я тоже голодная. Целый день маковой росинки во рту не было. Они звали за стол, да не до того мне было. А потом — поздно, домой торопилась. Мы сейчас примем за знакомство, у меня настойка есть на травах, от нее спишь как дитя. Сало, хлеб, зелень своя, с грядки.

— Мне бы умыться… — сказала Татьяна.

— Конечно! Умывальник во дворе. Сейчас я тебе утиральник достану.

Она с трудом вытащила ящик комода, достала длинное льняное полотенце.

— На! Там и мыло есть. Не заблудишься одна?

— Ну что вы!

— Ну, давай. Потом — я. А пока на стол соберу.

Полотенце пахло сухой травой и чуть тленом — так пахла бабушкина одежда, вдруг вспомнила Татьяна, и оказалось холодным и скользким на ощупь. По краям его шла вышитая черным и красным кайма из роз и птиц. Бабушки нет уже пятнадцать лет, Татьяна и не вспоминает ее никогда, а тут вдруг увидела отчетливо — сидит она на диване в своей широкой кофте, от которой пахнет сухой травой, тленом и старостью, рядом очки и книга. Она так и умерла на диване — уснула и ушла во сне. Татьяна замерла с полотенцем в руках.

Удивительная тишина стояла вокруг. Ни ветерка, ни шороха не доносилось ниоткуда. Неподвижные цветы и листья, черные тени, голубовато-белая неровная стена дома. Татьяне казалось, что она попала в позапрошлый век.

Умывальник — на столбе, под ним на табурете — таз. Татьяна подтолкнула кверху стержень — полилась вода, гулко забарабанила в дно таза. Она умылась, вдохнула резкий сырой воздух — внутри стало холодно, даже зубы заболели. Зябко повела плечами. Лицо пощипывало. Она стояла, прислушиваясь к тишине. Уходить не хотелось. Скрипнула дверь, и на пороге появилась Марина.

— Ну что, нашла?

— Спасибо, нашла. Удивительно светлая ночь!

— Дак полнолуние ж!

— Как полнолуние? А где луна?

— Дак вон же, за тополями. Поднимается!

И только тут Татьяна увидела неправдоподобно большой лунный диск за тополиными верхушками. Сделалось ощутимо светлее. Двор стал отчетливо виден, каждый цветок, каждый лист был как на ладони.

— Раздевайся! — вдруг приказала Марина.