Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Директор осмотрел лифт и поручил привести его в надлежащее состояние.
Рабочие НИИ, которым подходило определение «русский мастеровой человек», покрасили лифт снаружи, обили его пластиком «под дерево» изнутри, а на пол постелили ковер. Провели телефон для связи с диспетчером, повесили зеркало и поставили стул. Ремонтники проверили лифт и не нашли проблем. Он был отечественного производства: запчасти имелись в наличии.
Директор забрал лифт себе.
Отныне пользоваться им могли лишь немногочисленные уважаемые люди, имеющие кабинеты на третьем и четвертом этажах; для всех остальных существовал негласный запрет. Директор – тучный пожилой человек – очень опасался, что этот лифт сломается раньше, чем высокое руководство придумает, как поступить с пассажирскими лифтами…
Всем работникам НИИ, за редчайшим исключением, пришлось пользоваться лестницами. И если для молодых это не представляло проблемы, то пожилым пришлось несладко. Трагизма добавляло то, что лестниц было всего две, и те – в торцах здания, поэтому всем работникам приходилось еще и преодолевать больше сотни метров от парадного входа до лестницы. А тем, чьи кабинеты находились в центре здания, – еще столько же до кабинета. И обратно так же. А если нужно посетить кого-то на другом этаже? Да не один раз?!
Многие восприняли отсутствие лифтов как личную трагедию.
Несколько дней весь коллектив обсуждал только эту новость. Сторонники здорового образа жизни находились в явном меньшинстве.
Дело усугублялось тем, что катастрофа произошла в конце осени: рассчитывать на то, что за время отпуска лифт починят, не приходилось.
…Традиционные посиделки в канун Нового года внешне ничем не отличались от прежних; однако в воздухе витало напряжение… Месяц с момента аварии изменил людей: во взглядах плескались усталость и грусть. Первый тост подняли за женщин – бедняжки за утро «накрутили» многие километры, курсируя между этажами с салатами, заливным и пирогами. Второй – персонально за отсутствующую Наденьку Алтунину, молодую лаборантку, которая убежала домой в слезах. Причиной явилось непреодолимое желание подняться на «директорском» лифте, ибо ее руки были заняты блюдами, а сердечко уже выпрыгивало из груди от беготни по лестницам. Завидев закрывающиеся двери, с криком «Ой, подождите меня!» Надежда влетела в лифт, двери которого предупредительно придержала нога главного инженера. Препятствием, остановившим Надю, явился сам главный. Точнее, его круглый живот, куда уткнулась большая тарелка… Часть селедки под шубой живописно украсила дорогую белую сорочку, подаренную супругой к празднику.
Первым действием директора в новом году было уточнение негласных списков пользователей лифта: они сократились наполовину.
Впрочем, скоро импульсивные желания сотрудников подняться на другой этаж для обсуждения последних новостей или интересных покупок как-то… сошли на нет, так что бóльшую часть времени «директорский» лифт простаивал.
Пожилые перешли на общение по телефону, молодые – в социальных сетях.
Однако впоследствии такие контакты почти прекратились: дозвониться на третий этаж с первого стало немного… сложно. Лишившись каждодневного личного общения, инженеры и рабочие, а также начальство и подчиненные охладели друг к другу: кто-то припомнил давнюю обиду, в ком-то взошла зависть, а кто-то стал задумываться в тиши кабинета: «А не подсидят ли меня? Всё ли я, добрый и наивный, знаю о тех змеях, что пригрел на своей груди?!»
Общение по рабочим вопросам свелось к минимуму; в крайнем случае с документами «наверх» посылали молодых – таким образом, у последних вместо тренировки мозга тренировались ноги. Талантливые и амбициозные написали заявления «по собственному»; остались лишь те, кому было «всё равно».
Постепенно на каждом этаже сформировался свой коллектив, внутри которого и происходило общение.
Рабочие на первом этаже употребляли паленую водку и домашние соленья, играли в домино, обсуждали бытовые проблемы да ругали власти.
Инженеры на втором пили проверенную «беленькую», закусывали продуктами из сетевых магазинов, говорили о демократии, будущем науки и техническом прогрессе.
Ученые на третьем кушали дорогие продукты под коньяк, обсуждали религию, политику и устройство мира.
Руководство на четвертом смаковало элитный алкоголь и деликатесы, обсуждало финансовое будущее своих семей в свете мировых событий и новых указов российских властей.
Ничего общего у этих этажей, протянувшихся горизонталью более чем на двести метров, не было.
И лишь наивная молодежь, верящая в соцсети, открытое общество, а также во все лучшее сразу, не догадалась, что произошло: она по-прежнему «добавляла в друзья» ученых и руководителей; «лайкала» их сообщения и писала комментарии к ним; поздравляла их с днем рождения, Новым годом, Двадцать третьим февраля и Восьмым марта.
Однако даже к молодым со временем пришло понимание: они так и останутся работать на первом или втором этаже и никогда не смогут подняться на третий, не говоря уж про четвертый…
Они запоем читали статьи в лентах соцсетей, дружили с зарубежными сверстниками, а затем… приходили на работу и с тоской понимали, что жизнь устроена вовсе не так, как пишут в Интернете. От этого у некоторых развилась депрессия с раздвоением личности.
Впрочем, за исключением отдельных впечатлительных юношей и девушек (которых в НИИ становилось всё меньше и меньше), другие работники постепенно приспособились к этой новой реальности: их коллективы на нижних этажах стали более сплоченными, а сами люди – более трезвомыслящими и прагматичными. Вместо общения «ни о чём» с работниками высших этажей они тратили время на вязание, вытачивание сломанной детали для миксера, попытку ремонта компьютера и поиски в Интернете китайских копий элитных смартфонов и часов.
Произошли изменения и в головах начальства: ведь многие поднялись на верхние этажи вовсе не из-за научных открытий или управленческих талантов… Их прошиб холодный пот – они поняли, от какой катастрофы их спасла судьба! Люди «закрылись», стали серьезнее и сосредоточеннее; аккуратно подбирали слова даже при общении в узком кругу, ревизию которого также провели. Речи же на публике, наоборот, стали многословнее и витиеватее – они старались сказать много, не сказав, по сути, ничего. Ощущение, что под ними не бетонные перекрытия нижних этажей, а кипящая лава, могущая поглотить их в один миг, если они замешкаются, наложило отпечаток не только на их внешность, но и на повседневную жизнь и поступки.
И лишь командировочным, не ведающим о сих глубинных трагических изменениях, казалось, что этот улей-институт по-прежнему гудит и выдает научный результат, а люди так же приветливо здороваются, энергично двигаясь по коридорам…
Не ведали этого и в министерстве: на общегражданские праздники все без исключения сотрудники получали одинаковые подарки и поздравления.
Однако радовались им за разными столами; женщинам уже не нужно было сновать между этажами с пирогами и салатами…